Все сходства, которые Вы усматриваете между «Сумевшей спастись» и Вашими мемуарами, являются не более чем общими темами и идеями.
Мы не считаем ни разумным, ни необходимым рассматривать каждое слабое сравнение, которое Вы пытаетесь привести в качестве доказательства…
Вы выдвинули серьезные и ложные обвинения против мистера Майерсона…
Любые судебные иски с Вашей стороны будут неуместными и необоснованными, и мистер Майерсон намерен приложить все силы, чтобы доказать свою правоту в суде. Он будет добиваться возмещения Вами всех судебных издержек, и, в свете вышесказанного, мы не сомневаемся, что суд обяжет Вас это сделать.
Вот так, черным по белому. Их аргументация, все нанесенные ей оскорбления, все обидные и гнусные обвинения, все отклонения ее требований как совершенно беспочвенных, ошибочных, слабых, ложных, неуместных и необоснованных, объяснялись исключительно тем, о чем говорилось в последнем предложении: у нас есть деньги, а значит, и власть. У тебя же нет ничего.
Трясущимися руками Мириам сложила письмо, вернула его на дно шкатулки и взяла маленькую черную записную книжку, в которую заносила все передвижения людей на канале. Прожив на барже шесть лет, она знала, что бдительность нужно проявлять постоянно. Здесь, как и вообще в жизни, помимо хороших, порядочных, трудолюбивых и щедрых людей встречались и пьяницы, и наркоманы, и воры, и все остальные. Тут следовало держать ухо востро и смотреть в оба. И остерегаться хищников. (Мириам знала это лучше других.)
Итак, она все записывала. Например, отметила время в пятницу вечером, когда Шальная Лора из прачечной появилась с Дэниелом Сазерлендом; записала также, когда к нему в дверь постучалась Карла Майерсон, его тетя, с хорошей стрижкой, в красивом пальто и с ровными зубами. Это было в прошлую среду. За два дня до смерти Дэниела. И в руке у нее была бутылка вина.
Затем Мириам взяла из шкатулки ключ — ключ Шальной Лоры, который подобрала с пола баржи мертвеца, — и повертела в руках, ощупывая края, все еще липкие от крови. У Мириам было чувство, что Лору нужно защитить, что бы девушка ни сделала. В конце концов, она такая же беззащитная, как и она, разве не так? О, она хорошенькая, с ясными глазами и стройной фигуркой, но такая же бедная и к тому же непутевая. С ней определенно что-то не так: она прихрамывает, и с психикой явно имеются проблемы. В общем, с ней не все в порядке. Такое маленькое, беззащитное и юное существо, как Лора, люди запросто могут использовать в своих целях, точно так же, как некогда они использовали Мириам.
Но власть может перейти в другие руки, разве не так? Иногда самым неожиданным образом. А смена власти неизбежно влечет за собой перемены.
А что, если, вопреки записям в блокноте, Мириам вообще не видела Лору? Что, если, как она сказала полиции, она видела с Дэниелом Сазерлендом только Карлу Майерсон? И что, подумала она, если ей довелось увидеть Карлу Майерсон не один, а несколько раз? Женщина-детектив просила с ней связаться, если Мириам вдруг вспомнит что-то еще. И не имело значения, важное это было воспоминание или пустяковое. Что, если… — о, теперь она вспомнила повышенные голоса! Сначала она решила, что там просто веселились. А вдруг причина была другой — например, ссора?
Заварив чай, Мириам сделала себе ванночку для ног и стала методично поглощать диетическое печенье, думая, что сказать инспектору уголовной полиции. Следует ли, например, упомянуть об утренней встрече с Майерсоном? Или эту карту лучше попридержать, чтобы разыграть в другой раз? Она отлично понимала, что должна соблюдать крайнюю осмотрительность, не допускать опрометчивых действий и не позволять неожиданно обретенной власти вскружить ей голову.
Она позвонила на мобильный телефон детектива и прослушала его голосовое приветствие.
— Здравствуйте, детектив Баркер! Это Мириам Льюис. Вы просили позвонить, если я вдруг что-то вспомню. Дело в том… я тут сообразила, что женщина, которую я видела, ну, о которой я вам рассказывала, женщина в годах… Я только что вспомнила, что видела ее в пятницу вечером. Понимаете, тогда я думала, что это был четверг, поскольку только что вернулась с работы и увидела, как она проходит мимо с бутылкой вина… Может, это и не очень важно, но ведь я тогда только что вернулась с работы, а в прошлый четверг я на работу не ходила… у меня в тот день слегка прихватило желудок, что для меня очень необычно, ведь на здоровье я не жалуюсь, но, как бы то ни было, в четверг мне нездоровилось, и я поменяла смену на пятницу…
Мириам повесила трубку. Подавшись вперед, взяла из пачки еще одно печенье, потом откинулась на спинку кресла и положила ноги на скамейку. Как же приятно иметь что-то против Майерсона! Она представила себе на мгновение этого великого человека стоящим в кабинете с телефоном в руке — и вот ему звонят из полиции и сообщают, что его дорогую Карлу забирают для допроса. Она представила, как он запаникует. Как он перенесет такое потрясение? А уж как все это подхватит пресса!
Это научит его, как присваивать чужое! Будет уроком за отношение к Мириам как к пустому месту, как к какой-то вещи, которую можно использовать, а потом выбросить за ненадобностью. И если Карла тоже пострадает — что ж, таковы неизбежные издержки. Так же, как враг моего врага мне друг, так иногда и друг моего врага становится моим врагом, и с этим ничего нельзя поделать, так уж устроен мир. Нечто подобное происходит всегда, хотя, конечно, это несправедливо. При любом конфликте невинные жертвы неизбежны.
Мириам закрыла блокнот, убрала его обратно в шкатулку и положила сверху ключ Лоры, золотые серьги-кольца от ювелирного дизайнера Лоррейн Шварц, серебряный крестик, подаренный ей отцом на конфирмацию в четырнадцать лет, и бирку с адресом с собачьего ошейника, на которой значилась кличка «Диксон».
Сумевшая спастись
Рыдания прекратились. Теперь звуки стали другими.
Эти звуки такие громкие, что девушка решается разбить окно, надеясь, что шум не привлечет внимания. Это ей удается, и она лихорадочно пытается вынуть как можно больше осколков, чтобы вылезти наружу. Однако, протискиваясь сквозь узкий проем оконной рамы, она сильно порезалась, и из ран на плечах, туловище и бедрах начинает течь кровь.
Она сидит на корточках, прислонившись спиной к стене. Кровь стекает вниз и впитывается в твердую почву. Когда она побежит, за ней наверняка потянется кровавый след. Единственное ее спасение — добраться до города раньше, чем он придет за ней; если не терять времени, возможно, у нее будет шанс.
На улице темно, безлунно. Тишину ночи нарушает лишь ритмичное кваканье лягушек. Однако она по-прежнему слышит их внутри дома. Звуки, которые издает он, и звуки, которые в ответ издает она.
Она закрывает глаза и признается себе в том, что есть и другой шанс на спасение: она может вернуться в дом, пройти на кухню и взять нож. Потом застать его врасплох и перерезать ему горло.
На мгновение она представляет себе ликование подруги. Как крепко они обнимутся! Представляет, как расскажет полиции о случившемся, как ее встретят в школе как героиню, как ей будет благодарна семья подруги!