Я слышу ненависть в его голосе. Может, он втайне в нее влюблен? Поэтому он убил Алекса? Была ли ревность мотивом Дрю?
– А что насчет Наоми? – спрашиваю я, надеясь отвлечь Дрю от того, что он собирается сделать. По крайней мере, выиграю немного времени. – Зачем ты ее убил, если не потому, что она была беременна?
Он останавливается. Отпускает меня.
– Наоми была сукой. Кричала и угрожала подать на меня в суд ради алиментов. Я не верил в ее беременность. Я думал, она просто издевается надо мной.
– Зачем тогда ты упомянул это при Жан-Люке? Хотел узнать, правда ли это?
– Да. Сейчас это кажется глупым, но мне нужно было знать. Я чувствовал себя дерьмово, знаешь ли. Не из-за Наоми, но из-за моего ребенка. Я не желаю зла невинным детям.
Я вздрагиваю, гадая, какие ужасы скрываются в его прошлом – наверное, достаточно, чтобы заполнить целый учебник по психиатрии. Хоть генетика играет важную роль в психопатии, требуется по-настоящему хреновое детство, чтобы превратить человека в хладнокровного убийцу.
И я принимаю решение. Я не скажу ему, что он не отец ребенка Каро. Я знаю группу крови каждого на базе на память, на случай, если нужно будет сделать переливание с совместимыми донорами. У Каро четвертая группа крови, а у ребенка первая – я протестировала ее незадолго до рождения, используя один из наборов в клинике. Биологически невозможно что Дрю, со второй группой крови, является отцом маленькой Кейт.
Но если его вера в это защитит Каро и ребенка, я не собираюсь поправлять Дрю.
– Ну, я думаю, здесь сойдет. – Он обводит пространство вокруг фонариком. Луч скользит по пустынному льду, прорезая окружающую черноту на несколько секунд. Я больше не думаю о монстрах, скрывающихся в темноте, готовящихся напасть.
Возле меня настоящий живой монстр, одержимый своими демонами, и они намного страшнее чего-либо другого.
– Есть два варианта развития событий, – говорит мне Дрю. – Либо ты сопротивляешься, Кейт, и делаешь себе только хуже. Или просто сдаешься. Так быстрее умрешь более умиротворенно.
Он прав. Поэтому я не сопротивляюсь, когда он снимает мою шапку, перчатки и куртку. Не борюсь, когда он толкает меня на снег и срывает с меня пуховые штаны.
Он раздевает меня почти догола, потом наклоняется надо мной.
– Это твоя вина, – говорит он рассерженно. – Ты могла бы этого избежать, Кейт, могла бы держать голову опущенной и не совать нос в мои дела.
– Иди на хрен, Дрю, – выдыхаю я. Челюсть уже свело, и мне тяжело дышать, потому что тело реагирует на убийственный холод. Я жду, что он ударит меня, возможно, пнет, но он слишком умен, чтобы оставлять следы – не в этот раз. Может, Алекса нужно было связывать, но Дрю знает, что я не смогу противостоять его силе.
– Не нужно бояться, – шепчет он мне на ухо, наклонившись. – Я буду рядом, чтобы ты не была одна. Лучше не сопротивляться и не суетиться, говорят, ты будто засыпаешь.
Хрена с два, думаю я, вспоминая посмертную гримасу на лице Алекса. Неожиданно на меня накатывает паника, тоска и сожаление, но я заставляю себя не вскрикивать, не просить и не умолять, когда Дрю выключает фонарик, погружая нас во тьму.
Всего на минуту облака расходятся, и я вижу бесчисленные звезды, отражающиеся в замерзающем паре моего дыхания, растворяющиеся в золотистом ореоле. Где-то невероятно далеко метеор пронизывает небо, стремясь к Земле.
Спасибо, говорю я Богу, в которого не верю. Радуясь частью себя, что последнее, увиденное мной, так прекрасно.
Когда тучи возвращаются, я зажмуриваюсь, чувствуя, как заледеневшие слезы запечатывают глаза. Теперь меня охватывает скорбь – не только за себя, но и за Алекса, Жан-Люка и Сандрин.
Но больше всего за Арне.
Он пришел помочь мне. Спасти меня. И он умер, веря, что я его ненавижу, боюсь. Что считаю его чудовищем.
Мне жаль, Арне. Мне очень, очень жаль.
Я посылаю молитву в темноту вместе с тремя словами, которые не успела ему сказать.
Которые, я думала, больше никому никогда не скажу.
Тело инстинктивно сворачивается калачиком в попытке согреться. Но я уже так сильно дрожу, что едва могу дышать, больше не чувствую рук и ног, потому что капилляры в коже сжались, а сердце направляет кровь к жизненно важным органам в попытке сохранить мне жизнь. Холод настолько глубокий, пронизывающий, обволакивающий, что похож на огонь. Я снова вспоминаю случаи, когда люди, умирающие от обморожения, раздевались, чувствуя невыносимый жар.
Фейерверки начинают заполнять умирающий мозг, моя собственная внутренняя аврора. За ними собирается тьма, подкрадывающаяся ко мне сантиметр за сантиметром. В ней неизбежно моя лиса. Она подходит, залезает на грудь и таращится своими дикими, прекрасными глазами.
– Кейт, – зовет она, будто совсем близко голосом одновременно близким и далеким.
Лисица.
Моя маленькая коричневая лисица.
– Кейт. – Она наклоняется и тычется в мою щеку мордочкой. – Очнись.
Я чувствую ее теплое животное дыхание на коже, ее влажный нос, сметающий ледяные кристаллы с моих волос, щек, век.
– Ради Бога, Кейт, открой свои гребаные глаза и посмотри на меня!
Лисица мгновенно исчезает в ночи. Я ощущаю невесомость, когда меня поднимают и резко трясут.
Я собираю все оставшиеся силы и разлепляю замерзшие веки. Моргаю в ярком свете, направленном мне в лицо.
– Дерьмо, – Каро громко всхлипывает. – Посмотри, что он с тобой сделал?
Она исчезает на мгновение, возвращаясь с моими вещами. Быстро неуклюже натягивает пуховик на мои негнущиеся руки. Положив меня обратно на лед, надевает штаны на мои трясущиеся ноги.
– Каро? – спрашиваю я, едва выговаривая слова, формулируя мысли. Где я? Как я сюда попала?
Потом я вспоминаю.
– Дрю, – отчаянно хриплю я. – Каро, Дрю…
– Я знаю. – Кряхтя от усилий, она поднимает меня в сидячее положение. – Я слышала все, что этот ублюдок тебе сказал. – Она давится еще одним всхлипом. – Мне жаль, что я не смогла помочь тебе раньше, но нужно было двигаться медленно, чтобы животное вроде него не услышало моего приближения.
Она поворачивает фонарик, и я вглядываюсь в его узкий луч. Замечаю разводной ключ, валяющийся в нескольких метрах от нас. Еще дальше распластавшееся ничком тело Дрю. Как раз когда я начинаю думать, что он мертв, его нога дергается, это сопровождается наполовину приглушенным снегом стоном.
– Одну секунду. – Каро прислоняет фонарик к ледяному хребту, встает на ноги, сжимая живот от боли. Я наблюдаю, трясясь от холода и адреналина, как она возвращается к Дрю. Она достает несколько толстых пластиковых кабельных стяжек из кармана пуховика, вроде тех, что я миллион раз видела на расшатанных трубах или кабелях в «Бета». Она умело перевязывает его лодыжки и руки, будто сковывает быка, морщась от движений.