В общем, поскольку работа в полиции Яну очень интересовала и после университета она собиралась идти работать в Следственный комитет и раскрывать преступления, она не удержалась от того, чтобы немножко послушать, о чем говорят преподаватель и его гость. И чем больше слушала, тем сильнее кровь отливала от ее лица, собиралась в животе и завязывалась в тугой узел страха. Того страха, который преследовал ее во снах, выжигая все вокруг. Яна пробовала отвлечься, снова погрузиться в конспекты, но ничего не выходило. Мужчины говорили тихо, и она едва сдерживала себя от того, чтобы не заорать: «Да говорите вы громче!»
Наконец незнакомец собрал бумаги, сказал Никите Андреевичу, что будет его ждать, и вышел. Яна сразу же поднялась и, не думая о том, что собирается признаться в некрасивом поступке, направилась к столу преподавателя. Кремнев этого даже не заметил, пришлось его позвать.
— Никита Андреевич, пожалуйста, расскажите, о чем вам говорил этот человек!
Наверное, не стоило так прямо, но окольными путями Яна ходить не умела. Такая уж уродилась, что теперь? В светло-карих глазах преподавателя сначала скользнуло удивление, а потом расплескалось черными крапинками раздражение напополам с разочарованием.
— Яна, вам говорили, что подслушивать некрасиво? — уточнил он.
— Мне даже говорили, что уж коль подслушала, то хоть не афишируй это, — покачала головой Яна. — Но это важно! Тот мужчина полицейский, да? Он расследует какие-то дела, где маньяк похищает у жертв сердца?
Раздражение сменилось восхищением. Не то ее слухом, не то наглостью. И Яна поспешила продолжить, пока он не остановил:
— Никому другому я в этом не призналась бы, но вам могу, потому что вы поймете. Мне снятся сны. И в этих снах я держу в руках бьющееся сердце. Человеческое. Мои руки в крови, и мне очень страшно.
По мере того как она говорила, в глазах Никиты Андреевича появлялось еще одно новое чувство: любопытство. Яна думала, что его заинтересовал рассказ, но когда она закончила, он спросил:
— Почему вы думаете, что я пойму?
Она должна была, наверное, смутиться, но не стала. Если уж призналась в том, что подслушала разговор, глупо стесняться того, что слышала сплетни, бродящие по коридорам университета. Вряд ли для него это секрет.
— Потому что знаю, что о вас говорят.
— И что же?
— Что вы другой.
— Чокнутый?
— Экстрасенс.
Никита Андреевич усмехнулся.
— Я гораздо чаще слышу «чокнутый».
Яна смело выдержала его взгляд, глаза не отвела и не улыбнулась.
— Каждый считает в силу своего мировоззрения.
— А вы, значит, верите в сверхъестественное?
— Я знаю, что оно существует.
Кремнев какое-то время молчал, по-прежнему глядя ей в глаза, будто читал в них что-то. И Яна не отводила взгляд, позволяя ему прочесть все, что он хотел. Она не знала, что именно он пытается разглядеть. Не то на самом деле может увидеть ее прошлое, не то просто понимает, что она готова к честному признанию в ответ на его рассказ.
— Значит, то, что я о вас слышал, правда? — наконец спросил он. — О том, что произошло несколько лет назад в городе Лесном и о том, какое отношение ко всему этому имеет ваш отец и ваша мачеха.
— Ну, технически она мне не мачеха, — улыбнулась Яна. До сих пор было странно слышать это об Элизе. И вовсе не потому, что они с отцом так и не были женаты. Элиза воспринималась ею если уж не как бывшая учительница, то как старшая мудрая подруга, но точно не человек, который может заменить мать. — Но думаю, что вы слышали правильно.
— Расскажете подробнее? — попросил он.
— По дороге в морг? — невинно хлопнув ресницами, уточнила Яна.
Никита Андреевич рассмеялся.
— А вы интриганка, вы знаете?
Яна лишь развела руками.
— Папа твердит мне это с десяти лет.
На город уже спустились ранние зимние сумерки, принесшие с собой значительное похолодание, но без снега. Яна сразу заметила на скамейке под одним из пока еще не горящих фонарей мужчину, приходившего к Кремневу, однако прежде, чем она озвучила бы свои опасения, Никита Андреевич и сам понял, что рассказывать при постороннем об Элизе она не захочет, и сказал знакомому, что они поедут следом на его машине.
— Девушку тоже с собой берешь? — усмехнулся знакомый, которого Никита Андреевич представил как Алексея.
— Это моя самая способная студентка, — как ни в чем не бывало пожал плечами Кремнев. — Ей будет полезно приобщиться к практике, если всерьез намерена стать следователем.
Алексей бросил на Яну оценивающий взгляд и едва заметно покачал головой. Должно быть, тоже не поверил, что она всерьез хочет стать следователем. Никто не верил сначала. Уж с ее-то внешностью! Яна была невысока ростом, не выглядела ни на день старше своих девятнадцати лет и постоянно красила белые как снег волосы в совершенно безумные цвета. Вот сейчас с ее головы медленно сходил цвет «фуксия», превратившийся уже в нечто бледно-розовое. Не верили сначала. Потом, когда узнавали ее лучше, начинали верить. Никита Андреевич в первые месяцы тоже смотрел снисходительно, а потом вот зачеты ставить перестал, стоило ей не понять тему.
Однако что бы там себе ни думал этот полицейский, а возражать против присутствия Яны не стал. Удостоверился, что они знают, куда ехать, и направился к своей машине.
Никита Андреевич сначала выехал с университетской парковки и лишь затем кратко пересказал, зачем приходил Алексей, поведал про трупы с вырезанными сердцами, один из которых накануне был не то сожжен, не то самосожжен. Яне очень хотелось спросить, какая именно помощь Алексею понадобилась от Кремнева, зачем они едут в морг, но она не стала. Скоро сама увидит.
— Так что же случилось с вашей мачехой? — поинтересовался Никита Андреевич, закончив со своей частью договора.
— А что вы слышали? — тут же спросила Яна.
Преподаватель бросил на нее странный взгляд, в котором перемешалось удивление пополам с восхищением.
— Проверяете, что я и так знаю, чтобы не рассказать лишнего? — уточнил он.
Яна не стала отрицать. В конце концов, она собирается раскрыть несколько секретов не самого чужого ей человека. А вот с Никитой Андреевичем, в отличие от Элизы, она почти не знакома.
— Я читал, что несколько лет назад в глухом городишке, затерянном где-то в лесах и болотах, произошла серия странных убийств, — послушно начал он. — Убивали женщин, и убийства очень походили на ритуальные. Все это происходило на фоне лесного пожара, отрезавшего город от внешнего мира. Как выяснилось, за много лет до этих событий группа подростков провела некий ритуал. И вот спустя двадцать лет дочь одной из тех девочек и убила остальных. Ваша мачеха оказалась последней и тоже едва не погибла.