Императив. Беседы в Лясках - читать онлайн книгу. Автор: Кшиштоф Занусси, Александр Красовицкий cтр.№ 23

^{С актерами Максом фон Сюдовым и Софи Гробёль, 1992 г.}

Я постоянно цитирую латинскую пословицу: «De gustibus non est disputandum» (О вкусах не спорят), потому что вкус или есть, или его нет, это не значит, что вкусы разные — наоборот, если вы не понимаете, что Бетховен — великий композитор, это значит, что вы глухой, а не то, что у вас другой вкус. Просто вы не разбираетесь в музыке. Если вы не видите, что Эль Греко чувствует форму лучше, чем другие, значит вы слепой, а не то, что у вас другой вкус. Вы можете больше любить Жерико ^[40], чем Эль Греко, и больше любить Моцарта, чем Бетховена, но это уже в рамках того же самого вкуса, который говорит, что это гении, а другие — не гении. А сегодня говорить об этом нельзя так, потому что политкорректность предписывает: вы не имеете права, вы работали над вашим вкусом, в течение многих лет вы прочитали сотни книг и чувствуете строй фраз, а другой, который всю жизнь прожил с СМС, не умеет даже прочитать сложной фразы, он имеет право сказать: у меня тоже есть мнение о литературном произведении.

— Но, к сожалению, голосуете вы вместе…

— В этом и ошибка. Именно поэтому мы начали думать, что, может быть, плохо мы придумали это голосование. Раньше был ценз, и может что-то наподобие этого надо вернуть. Хотя не надо возвращаться назад, надо найти новый способ, как голос должен быть связан прежде всего с ответственностью. Не с сознательностью, потому что это было бы легко — сказать человеку, что ты недостаточно образован, чтобы голосовать. А сказать: нет, ты недостаточно отвечаешь за свои поступки. А это уже моральная ответственность.

— Или удельный вес голоса должен быть разным.

— Ну да. Но хотелось бы найти способ, чтобы это реализовать, иначе нам угрожает распад. И это то, о чем говорил Иоанн Павел II, это он ввел выражение, которое левая часть общества особенно ненавидит — он говорил: цивилизация жизни, цивилизация смерти. И это означало, что мы рискуем смертью нашей цивилизации, что наша цивилизация не вечная, и мы добавляем элементы, которые ее задушат. И эта цивилизация смерти — цивилизация неответственного, безответственных поступков.

— Но проблема еще в том, что такие люди, которые обучались жизни только по СМСкам, не только голосуют, но и за них голосуют. Ле Пен, которая ничего не понимает в экономике, или Меланшон, который понимает еще меньше, тем не менее набрали очень много голосов.

— Да, потому что людям кажется, что их статус вечный, что Франции никто не угрожает. И в этом важная разница для нас в Центральной Европе. Мы все знаем, что мир может существовать без нас. Вы понимаете, что может быть Украина или Польша, а может и не быть их. Но Франция себе не представляет, что может не быть Франции. Для них просто мира не будет тогда. А на самом деле он будет. А они не могут себе представить, что может быть по-другому. Там еще есть один момент, если вам интересны вопросы, касающиеся будущего. Я, кажется, в одной из своих книг об этом писал, потому что это меня так развеселило, когда я понял, что если всерьез думать, что мы все имеем одинаковые права и что это реально — не то, что справедливо, а реально, — значит, например, все китайцы и все индийцы имеют право отдыха у моря. А тогда всех пляжей в мире не хватит — они должны лежать на них в два яруса. Значит, для людей в менее развитых странах осталась виртуальная реальность, потому что настоящей реальности не хватит.

— Но при этом Китай или Индия не дают своим гражданам столько же прав, сколько дает Европа.

— Конечно, не дают, но мы требуем, чтобы им дать все права. И знаем, что придется ограничить наши права, чтобы все было справедливо. Мы не можем себе представить, чтобы китайский профессор университета не имел таких же самых прав, как и профессор европейского университета. Но чернорабочий китайский таких прав, как чернорабочий европейский иметь не будет, потому что вообще чернорабочий…

— Никогда.

— Да. Для этого нет места. Я помню, когда в советские времена меня когда-то стюард в аэрофлоте, поняв, что я бывал за границей, — а они тогда не бывали за границей, это был какой-то внутренний рейс, — спросил: правда ли, что на Западе рабочий может иметь свою личную машину? Это в советском самолете. Поляки уже ездили на Запад, и они знали, что на Западе хорошая жизнь. И мне трудно было ему ответить, ведь если бы я сказал, что если вы посмотрите на паркинг перед большим заводом в Великобритании или во Франции, то увидите сотни машин, принадлежащих рабочим, он бы просто не поверил. Поэтому я ему сказал: знаете, такой дорогой машины, как «Мерседес», он не может иметь, это для него слишком дорого, а вот маленькую может иметь. А для него и этого было много. Так что, знаете, представить себе, что сейчас все миллионы китайцев и индийцев будут иметь такие же права, как люди в Европе, — это хотя и справедливо, но не реально. А как реально это сделать, к чему это ведет и насколько виртуальная реальность придет на место настоящей реальности, это вопрос. А может, людям вообще будет эта виртуальная реальность милее, чем та, которая имеет запах, свои неудобства.

— Но это может закончиться катастрофой, например, для Индии — она может распасться на мелкие государства…

— Да, это витает в воздухе. Но это мы говорим — катастрофа.

— Но конфликт Индии с Пакистаном… в результате появилась свобода, а свобода дала разделение.

— Конечно, но с некоторой помощью колонизаторов, которые всегда хотели там быть такой силой, которая может многое контролировать. Раз мы переходим к таким религиозным темам, то, знаете, человек, который имеет свободу, — имеет и свободу грешить. Если бы человек не имел возможности делать зло, это была бы планета ангелов. А такой не будет. И мы должны всегда допускать в будущем то, что человек имеет право выбрать зло.

— Был спектакль по книге Мисимы ^[41].

— Ну, спектакль… Мне кажется, что было написано наивно и мысль так примитивна. Прожив в XX веке, можно было более глубоко рассуждать.

— Но Мисима прожил в замкнутой стране, которая была закрытой структурой.

— Конечно да, но для меня это просто не полноценно, если сравнивать с Дюрренматтом ^[42], например, я вижу, насколько Дюрренматт мудрее, хотя это не самый близкий для меня писатель. Или Макс Фриш…