На мгновение она замерла, увидев распятие в дальнем конце зала. Вырезанный из дерева Христос, казалось взирал поверх рядов скамеек прямо на нее.
"Ты мог бы спасти мою мать. Ты мог бы спасти Марка. Зачем ты. Господи, создал убийц на земле?"
Распятый Христос, разумеется, не отвечал.
"Бог помогает тем, кто сам заботится о себе, - подумала она. - Хорошо, я позабочусь о себе сама. Я заставлю их заплатить за то, что они сделали с Марком. Я добуду доказательства совершенного преступления. Подожди, и ты увидишь, я не шучу. Подожди, и ты убедишься".
Рай начала дрожать, она почувствовала, как в уголках глаз наворачиваются слезы. Подождав минутку, чтобы успокоиться, она вышла из церкви.
В вестибюле ремонтировали одну из входных дверей, и ее нижний угол был разобран. На полу стоял ящик с инструментами, некоторые из них валялись рядом на полу. Очевидно, рабочие ушли за материалом, который не принесли с собой сразу.
Рай обернулась и посмотрела через арку на двенадцатифунтовое распятие.
Деревянные глаза, казалось, неотрывно следили за ее движениями, в них застыло невыносимо печальное выражение.
Опасаясь, что рабочие могут с минуты на минуту вернуться, она быстро нагнулась, заглянула ящик с инструментами и вынула из него увесистый гаечный ключ. Сунув его в карман ветровки, она вышла из церкви.
В 12.35 Рай прошла мимо здания муниципалитета, размещавшегося в северо-восточной части площади. Кабинет шефа полиции располагался на первом этаже в конце коридора. В нем имелось два больших окна. Жалюзи на окнах были подняты. Проходя мимо, она отчетливо увидела Боба Торпа, сидевшего за столом лицом к окну. Он жевал сэндвичи и читал журнал.
В 12.40 Рай остановилась перед кафе Альтмена и увидела, как около дюжины подростков на велосипедах направились на Юнион-стрит в сторону аллеи, покрытой щебенкой, где по пятницам устраивались велогонки. Среди велосипедистов был и Джереми Торп.
В 12.45 в южном конце Юнион-стрит Рай пересекла улицу, прошла под виноградной лозой и подошла к заднему входу в дом Торпов. За газоном начинался кустарник и росли деревья. Дальше в этом направлении отсутствовали жилые строения и дороги. Слева от Рай домов не было - только газон, гараж и река. С правой стороны соседский дом стоял ближе к дороге, чем дом Торпов, и поэтому Рай была скрыта от посторонних глаз.
Полированная медная ручка тяжелого дверного молотка красовалась у середины двери. Справа располагались три декорированных окна, шести дюймов шириной и девяти дюймов высотой каждое.
Рай взялась за ручку дверного молотка и громко постучала.
Никто не ответил.
Она подергала дверь. Та была заперта и не поддавалась. Она ожидала этого.
Вытащив из кармана ветровки позаимствованный у рабочих гаечный ключ, крепко зажав его в руке. Рай ударила им в среднее окошко. Звук оказался громче, чем она думала, однако не настолько, чтобы заставить ее отказаться от задуманного. Выбив из рамы оставшиеся острые полоски. Рай положила ключ обратно в карман, просунула руку внутрь и безуспешно пыталась нащупать ручку замка. Она уже начала отчаиваться, когда пальцы коснулись холодного металла. С замком пришлось повозиться около минуты. Наконец он открылся, и, вынув руку из рамы, она прикрыла дверь. Стоя на пороге, напряженно вглядываясь в полумрак, царивший на кухне. Рай невольно подумала, а что, если кто-нибудь из них вернется домой раньше срока и застанет ее здесь?
"Иди вперед, - подгоняла сама себя Рай. - Скорее проходи, пока не растеряла смелость. Страшно, - думала Рай. - Они убили Марка. Сегодня утром ты убежала. Удастся ли убежать во второй раз? И что? Неужели теперь ты всю свою жизнь будешь бегать от всего, что так или иначе пугает тебя? И так до самой смерти?"
Рай вошла в кухню.
Подойдя к электроплите, где произошло убийство, она остановилась, приготовившись в любой момент бежать и внимательно вслушиваясь в каждый звук, в каждое движение в доме. Холодильник с морозильником гудели негромко и равномерно. Тикали часы-радио. Раскрытое окно под порывом ветра ударило о стенку дома. В гостиной старинные часы, отстающие на несколько минут, торжественно пробили третью четверть часа. Этот звук долго висел в воздухе после удара молоточка по колоколу. Дом был полон собственных звуков, ни один из них не исходил от человека. Рай была одна.
Преступив закон и нарушив священную неприкосновенность чужого жилица, сделав первый и наиболее опасный шаг, она теперь стояла на кухне, не зная, что делать дальше.
Итак..., нужно осмотреть дом. Разумеется, обыскать его сверху донизу. Найти тело. Но с чего начать?
Наконец, когда Рай поняла, что нерешительность ее порождена страхом, который она намеревалась побороть, когда она поняла, что ужасно боится найти тело Марка, несмотря на то, что именно ради этого пробралась сюда, она начала осматривать кухню. Здесь имелось несколько мест, где можно было бы спрятать тело девятилетнего мальчика. Она заглянула в чулан, затем в холодильник, морозильник, но не обнаружила ничего необычного.
Открыв шкафчик, устроенный под мойкой, Рай увидела корзину, до верха набитую окровавленными тряпками. В действительности то были не тряпки, полотенца для посуды. Они вытерли следы крови полотенцами, бросили их в корзину, а потом, наверное, забыли уничтожить улики. Рай взяла кусок материи. Он был холодным, мокрым и тяжелым от пропитавшей его крови. Она выронила полотенце и взглянула на свои испачканные кровью руки.
- О, Марк! - печально прошептала она.
Где-то глубоко внутри поднялась боль и заполнила грудь.
- Крошка Марк... Ты никогда никому не причинил зла. Ни одной душе. Что же они с тобой сделали! Что за страшное злодейство учинили они над тобой!
Почему?
Рай устала, в коленях чувствовалась слабость. "Ищи тело", - мысленно приказала она себе. "Нет, - ответила она себе же. - Я передумала. Искать тело? Нет. Нет, это, пожалуй.., чересчур. Чересчур много. Найти его... Марк.., с разбитым черепом.., закатившимися глазами.., с белым от потери крови лицом... Это будет чересчур. Даже сильные девочки могут справиться не со всем, что встречается в жизни. Даже у сильных девочек есть предел возможностей, ведь так? Это и есть предел моих возможностей. Не могу больше искать.., не могу искать по всему дому... просто не могу..."
Дрожа и плача, она подхватила корзину и выбежала из дома.
* * *
В 12.25 Салсбери вынес кейс из своей комнаты и вышел в холл.
Паулина Викер сидела в самом большом из трех кресел. Она была полнотелой женщиной лет шестидесяти. Волнистые седые волосы. Цветущий цвет лица. Двойной подбородок. Веселые глаза и почти постоянная улыбка. У нее было лицо типичной бабушки, образец бабушек, изображаемых в книжных иллюстрациях и кинофильмах. Ее босые ноги покоились на подушечке. Она уплетала сладости и смотрела мыльную оперу по телевизору.