Белый павлин - читать онлайн книгу. Автор: Кира Щукина cтр.№ 9

Что тебе сказать? Думаю, что если принимать такие ванны в течение десяти лет, то есть шанс, что ухудшения не будет. Все остальное можно купить и у нас и, может быть, дешевле. Жемчужные ванны, иглоукалывание, массаж горячими камнями и травяными мешочками, тайский массаж и прочие соляные пещеры. О, как я все это хочу! Приеду – мы с тобой обязательно сходим куда-нибудь. На массаж. Да, это очередной мой план, не удивляйся и не возражай. Еще я хочу сделать ногти. Маникюр типа «зашибись». И тебе домашнее задание – подумай, где мы его можем сделать. Очень хочу! У меня никогда не было маникюра.

Целую.

Пиши.

***

Я приехала домой. Дома были мама и тетя Клавдя. Мы встретились с Николаем, а потом приехал Иннокентий. И мы с Николаем уже не встречались, только по телефону общались.

И я сказала Иннокентию: "Будем разводиться". А Иннокентий бутылку вина поставил, все для ужина приготовил. Но я с ним сидеть не стала, убежала на улицу. Он за мной гонится, я вприскочь. Вошла в милицию. В милиции объяснила все, рассказала, что такие дела. Он туда не зашел. И я убежала к Коле в часть. Про дырку в заборе я помнила.

Потом подала заявление на развод.

Через какое-то время нас развели.

Суд был. На суд пришли его сестры. Они говорили, что он хороший, а я все вру. Они со мной даже разговаривать перестали, а ведь дружили раньше, общались. Марту спросили, хотя она уже взрослая была: "Как ваш папа?" – "А папа пьет водку," – она ответила. А я говорю: "Он изменяет мне, ведет себя плохо, пьет. Денег приносит мало, гуляет с другими женщинами". И нас развели.

Я вышла замуж за Николая, фамилию поменяла. Такие дела.

Квартиру разменяли. Иннокентию комнату, а мы с мамой, Колей и Мартой все вместе поехали в трехкомнатную.

Иннокентия я потом больше и не видела. Только от Марты узнала, что он умер. Ей сестра его, наверное, сказала.

***

Новое сообщение от Никита

Мне хочется тебя увидеть и прекоснуться к твоему лицу и прошиптать на ушко как сильно я тебя люблю! Я скучаю по тебе и хочу увидеть снова!

Я тоже скучаю. Ничего, скоро увидимся.

Мы же после завтра встречаемся?

Да. Не могу дождаться, если честно.

И я.

Удалить всю цепочку сообщений?

Сообщение будет удалено.

Удалить.

***

Нежность в глазах отца я видела очень редко. Все же больше не нежность, а тревогу и беспокойство. Помню, мне было года четыре, мы отдыхали в Литве, и я попыталась съесть поганки. Кто-то из соседей чистил грибы, а поганки выбросил. Но я же была умная девочка, и я поняла, что это грибы, а раз грибы – значит, их едят, и начала есть. Отец увидел – лицо его вдруг стало бледным, это я помню до сих пор. Он схватил меня на руки, затряс и стал выяснять, сколько грибов я съела или не съела. Испугалась я ужасно – не понимала, что с ним вдруг случилось. Зарыдала, заревела, сказала, что не ела ни одного гриба. Не успела. Он постепенно опомнился, перестал меня трясти, и пошел выпил водки. Вокруг бегали мама и бабушка, кричали – как же закуска, подожди до ужина, но он налил себе стопку и выпил. Про грибы им ничего не сказал.

А когда он спился, то я испытывала невыносимую боль. Невыразимую боль. И предала его. Я на суде, когда мама и папа делили площадь, ради понятности и удобства назвала своего отца «Иннокентий Федорович», и глупый гадкий адвокат, выступавший на маминой стороне, тут же отметил при всех, что вот, мол, насколько плох отец, если родная дочь называет его по имени-отчеству. И еще была гадкая сцена, когда мой пьяный отец угрожал маме тем, что ее убьет. Мы вызвали милицию, и мой папа загремел на пятнадцать суток. А потом был товарищеский суд. Мы пришли в какой-то «Красный уголок», где собралась толпа любопытствующих старух, мой отец, обритый наголо после пятнадцати суток, мой папа, которому было под пятьдесят, и который работал ГИПом, главным инженером проекта. Это был позор. Защищали его моя тетка, его родная сестра, его племянница, теткина дочь и ее муж. Теперь я понимаю, что они были правы. Я не знаю почему, но я чувствовала унижение, которое испытывал мой отец, когда какие-то глупые старухи срамили его и укоряли. И я, его дочь, была на стороне этих гадких старух.

Никогда мой папа не простил мне этого. И потом, когда я приезжала его навестить, и потом, когда я приезжала показать ему Любу, он принимал меня холодно. Он не простил.

***

Привет, мама!

Напиши мне, как там в Берлине и в Дрездене. Очень хочется и туда, и туда. Про Берлин мне говорили, что это чуть ли не самый прекрасный город на свете. Впрочем, мнения расходятся – кто-то от него в совершеннейшем ужасе. Мне очень интересно и очень туда хочется. Так что ты разведай – что там и как.

Сашуня передает тебе приветы. Она молодец. Мы с ней гуляем, и она рассказывает о своей жизни. Все эти истории я слышала миллион раз. Но ведь удивительно – истории слушаешь, но не слышишь. Я стараюсь запомнить хоть что-то, но забываю. Помню, что вот эту историю она мне рассказывала, но подробности ускользают из памяти. А Сашуня все помнит. То есть помнит она прошлое. А в настоящем забывает все. Пять раз с перерывом в пять минут спросила меня, какой сегодня день. Информация не удерживается. Но спроси ее – в каком платье она была в гостях у тети в 1957 году? и она ответит – в белом в горошек. Юбка расклешенная, чуть прикрывает колено. Рукава фонарик, небольшое декольте. Я, правда, не спрашивала. Но предполагаю. Детали, мелкие детали остаются у нее в голове. А потом: "Люба, дай мне это! Ну это! Ну ты знаешь, что!" Они так с дедом во Пскове разговаривали. А главное – понимали друг друга. То ли это любовь, то ли нежелание выражать и формулировать свои мысли, называть предметы. А зачем? Если тебя и так понимают?

Опять рвется к врачу. То у нее ухо болит – опять там пробка, и уш. рак. ее беспокоит, то сердце прихватывает, или это изжога, не разберешь. Я пойду в поликлинику! – говорит. – Какая поликлиника? – начинаю вопить я. – Вот Марта приедет, там и пойдешь в поликлинику. И вообще зачем тебе врач? – Мне надо! – отвечает гордо. И губы поджимает, делает курью жопку. Подозревает, что я смерти ее хочу, в поликлинику не пускаю. А начнешь объяснять про полис и то, что надо в определенную поликлинику ходить – не понимает. То есть вначале делает вид, что понимает, а потом спрашивает снова и снова. Я говорю: пойдешь в поликлинику у Марты. Здесь у меня другая поликлиника, твой полис к ней не относится. – Да, хорошо. Через пять минут снова: Мне надо в поликлинику!

Оооо. Кажется, я устала. Невозможно ее развлекать бесконечно. Она хорошо себя чувствует только на улице, но я не могу с ней столько гулять, сколько ей хочется. Ну и по утрам, как ты знаешь, у нее всегда болит голова. Поэтому на улицу она может выйти только к четырем вечера. Но что я тебе рассказываю.