А жили мы на четвертом этаже, и я с лестницы спускалась на перилах.
Хорошо жили до войны.
***
Никита просто перестал писать и звонить. Понятно, что трусость – самый худший из пороков. Но я никогда не думала, что это настолько правда. И тут – странное дело! – я просто уверена, что он испугался. Вот несмотря на всю свою мужественность, смелость и красоту. Пройти ночью по улице, встретиться с гопотой, не отдать кошелек или защитить любимую женщину – это не проблема. Тут трусость другого рода. Человек боится изменить ему же самому опротивевшую жизнь. Боится, потому что хорошо известное, знакомое старое теплее и ближе, чем это неизвестное новое, которое еще непонятно, выйдет или нет, получится или нет. Лучше прожить остаток жизни с нелюбимой женой, называть тещу мамой, чем променять это на что-то другое. А ведь я была готова все бросить. Была. Возможно, дело было в сексе – ну и что? Я все же считаю, что рискнуть стоило. А он – побоялся. Струсил.
Жаль.
***
– Мама? Мама? Алло?
– Люба.
– Мама, что случилось?
– Бабушка умерла.
– Как? Когда?
– Люба, я сейчас встала, проснулась, а она не дышит. Люба…
– Ты скорую вызвала?
– Да вызвала. Они приедут. Только не знаю, когда. Я им сказала, что уже все.
– Мама, я сейчас одеваюсь и приезжаю. Скоро буду.
– Жду.
***
Ольга Степанова online
Люба: Вчера умерла Сашуня. Я вчера просто не могла ни о чем писать и говорить тоже не могла.
Ольга: Как умерла? Ей же было лучше?
Люба: Видимо, второй инсульт. Или я не знаю что. Мама мне утром позвонила – говорит, проснулась, а Сашуня не дышит. Она скорую вызвала, все, что положено. Я к ней помчалась тут же. Врачи, справки, какая-то беготня ненужная, или нужная, помчалась деньги снимать со всех книжек, ты представляешь себе. С мамой – нормально, а как выхожу за порог – начинаю рыдать. Просто кошмар.
Ольга: Очень тебе сочувствую.
Люба: А главное – даже еще не знаю, когда похороны. Должны делать вскрытие, после этого только можно назначать дату. Когда, где… Не знаю. Надо это как-то пережить. Мама мучается, что надо было Сашуню в больницу отправлять тогда. А смысл? я пытаюсь ее как-то утешить и успокоить, ведь возраст у Сашуни был уже слава богу, 85 лет, немаленький.
Ольга: Тебе надо чем-нибудь помочь?
Люба: Да нет пока. Мне Вовка помогает, с работы отпросился, бегает вместе со мной зачем-то. С другой стороны – поддержка. И приходишь во все эти конторы – а вы кто? А я внучка. А почему не дочка? Блин. Ваше какое дело, кто пришел? Кто смог, тот и пришел. Хотя я зря на них наезжаю. Они, в общем, очень любезные и входят в ситуацию. Видимо, это профессиональное. Ладно, пойду я спать. На ногах уже еле стою, рожа опухшая, глаза красные. Хочется сказать – краше в гроб кладут, но не буду. Хорошо хоть, на работе тоже с пониманием отнеслись. Отпустили без проблем. Сказали, пока не решишь все. Спокойной ночи.
Ольга: Спокойной ночи.
***
Я не хочу умирать, мама. Я не хочу жить вечно, но я не хочу умирать. Не сейчас. Не в это время. Еще столько несделанных дел, незаконченных, даже не начатых. Умирать страшно, мама. И одиноко. Смерть – дело одинокое. Это крутится у меня в голове, и крутится, и крутится, и я понимаю, что это правда. Что настает момент, когда ты остаешься со смертью один на один, только ты, она и больше никого. Кто бы ни был вокруг. Она и в жизни всегда здесь, со мной, она стоит за левым плечом и ждет. Терпеливая. Человек смертен и иногда внезапно смертен. К этому невозможно быть готовым, но… Мне страшно, мама. Помнишь, в детстве? Когда снится страшный сон – добежать, прижаться, заплакать. Этого хочется, хочется невыносимо, сколько бы лет мне ни было. Объятия, тишина и безопасность. Позже уже не получается, позже уже ты взрослая, и кто обнимет тебя? Кто спасет тебя от того страшного, что есть в мире? И ты остаешься один на один с этим миром и со смертью, которая стоит за левым плечом и ждет, чтобы обнять тебя. Ведь когда ты умер, ничего уже не страшно, мама. Правда?
***
Ольга Степанова online
Люба: Привет. Похороны завтра, в два часа, Никольская церковь. Приходи. Будет отпевание, а потом на кладбище поедем. Туда же, где дед.
Ольга: Приду.
Люба: До завтра.
Ольга: До завтра.
***
– Люба, я звоню спросить – скоро ведь сорок дней? Что мы будем делать?
– Ну как что. Все, что положено, и будем делать. Вопрос только – где лучше? У меня, наверное, надо делать.
– Сколько народу-то будет? Или мы никого не зовем?
– Ну сколько. Я, ты, Иваныч… А кто еще?
– Ну я не знаю. Может, соседей каких бывших надо позвать, или кто из родственников хочет.
– Надо позвонить всем…
– Ты же позвонишь?
– Ну да, позвоню, уточню.
– Ну давай. А когда выясним, сколько народу – тогда и решим, что делать. У нас же время еще есть.
– Мало совсем времени остается.
– Разберемся. Целую.
– Целую.
– Пока.
***
Ольга Степанова online
Люба: Оля, спасибо тебе за все. Ты меня очень поддержала, поддерживаешь и, надеюсь, будешь поддерживать.
Ольга: Да, собственно, не за что. Всегда готова, тсзть. Случилось что?
Люба: Да ничего не случилось. Никита пропал. Вот тогда я тебе писала, что он свидание проспал, и он с тех пор исчез. Уже больше месяца. Впрочем, я его вижу онлайн, так что, видимо, жив-здоров.
Ольга: И? Ты не хочешь ему позвонить и выяснить, что случилось?
Люба: Не хочу. Слишком много всего произошло. И то, что он исчез… Ну к черту. Хотя, конечно, я бы с ним увиделась. Просто понять. Хотя чего там понимать? Я и сама все знаю.
Ольга: Понимаю. Ну подожди. Может, и проявится как-нибудь.
Люба: Да. Может, и проявится. Не знаю.
***
– Привет!
– Привет!
– Как дела?
– Дела нормально. Ты не писал и не звонил мне почти два месяца, хотя мы с тобой договаривались встретиться. Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Я не хочу писать. Может, встретимся?
– Ну давай встретимся. Где, когда?
– Завтра или послезавтра. Где обычно.
– Во сколько?
– Ты можешь завтра в шесть?
– Могу. Договорились.