Девушка, как завороженная, смотрела на эту картину: даже Николай Степанович был тут и по-отечески трепал парня за плечо. Лишь Кирилл стоял чуть в стороне и, как обычно, казался нахмуренным. Но тут Березин подошел к нему и что-то прошептал. Теперь Наваров казался крайне изумленным.
Надо было бы тоже подойти. Спокойно. Нейтрально. Как в письме. Но вряд ли получится. Лучше уйти. Однако минута промедления сыграла свою роль: Димка, словно искавший кого-то, наткнулся глазами на Машу, они встретились взглядом. Этот немой разговор, когда каждый старался не сказать что-то, длился всего пару мгновений. Девушка выскользнула из комнаты, взлетела по лестнице, поднялась в кабинет и захлопнула за собой дверь.
Боковым зрением она заметила знакомую чуть сгорбленную и прихрамывающую фигуру, двигающуюся из противоположного крыла. Странно, там только кабинет Светланы Сергеевны… и Анюты.
Что ж, Стрелок тоже достоин счастья, заключила девушка.
Матч был тяжелым. Команды осторожничали, один гол мог решить все. Маша сидела на своем привычном месте рядом с профессором, еще одно место занял Фил. Димка тоже был на трибуне, правда, выше, в VIP-ложе. Надо отдать ему должное, Березин сделал все, чтобы поднять дух команды: подбадривал ребят перед игрой, раздал несколько интервью, в каждом из которых с теплом и уверенностью высказывался о предстоящей игре, обходил стороной вопросы о собственном самочувствии и перспективах в команде, говорил, все после матча.
Нервная игра, но яркая и эмоциональная. Качели. Егор все тащил на себе. Или почти все. Оборона соперника тоже выглядит слаженно. Кто же победит?! Кто справится? Кто выстоит? Кто в решающий момент возьмет игру на себя?
Открылся, забегание, тонкий пас, удар, вратарь отбивает перед собой, подбор и… ГОЛ! Первым на добивании оказывается Кирилл. Как потом он скажет в интервью, этот гол футболист посвятил Березину. Никто, кроме этих двух людей не знал, что одно искренне сказанное «Прости» смогло растопить лед, копившийся годами.
После финального свистка на поле творилось нечто невообразимое: футболисты благодарили трибуны, раздавали автографы, менялись футболками… Болельщики не щадили ни стадион, ни себя, крича, топая ногами, разжигая фаеры, стремясь пробраться поближе к центру.
Всю последующую ночь они праздновали, праздновали так, что потом много чего можно было вспомнить: и уроненный кубок, и африканские танцы, и провокационные селфи. Но Маша этого всего уже не видела. Она тихонько ушла, когда команда благодарила зрителей. У нее на руках было подписанное заявление на сессию, а потом, будет ли вообще Маша работать клубе? Может, это последний матч, который она видела со ставшего любимым места на стадионе?
Все могло быть. Вот только слез не надо. Не здесь, не при тысячах свидетелей. Хотя, заплачь она сейчас, все бы восприняли это как огромную радость. Радость была. А еще было облегчение. Смесь ликования и горечи очень взрывоопасна. Ликование ― для всех. Горечь ― для себя. Поздравила Философа, профессора. Не смогла удержаться, бросила взгляд наверх, на VIP-ложу. Димка был, как обычно, в очках, но стекла не могли скрыть его довольную ухмылку.
До свидания, стадион! До свидания, команда!
В каждой книге нужно однажды поставить точку.
Даже сильные бывают слабыми
Три недели спустя
Егор робко постучал: ему не открыли, он попытался заглянуть в окна, но света не было, и понять, есть ли кто-то внутри, не представлялось возможным. Вероятно, внутри спят. Добраться было непросто, хоть дорогу он несколько раз сверил по электронным картам, не доверяя навигаторам. Прекрасное июньское время, когда все свободно дышит, живет, расцветает и превращается в новую жизнь…
Сердце как-то особенно забилось, обычно спокойный, уверенный, сейчас он не мог заставить себя снова поднять руку и постучать. Развернуться и уехать обратно? Наверно, самая мудрая мысль. Маша сказала ему когда-то, что иногда лучшая помощь человеку ― просто его не трогать, оставить в покое, но сейчас дело идет о жизни и смерти.
Стал колотить так, что мертвого из могилы поднять можно было бы, но в ответ тишина. Минуту спустя в одном из окон вспыхнул свет, потом раздались неспешные шаги. Дверь открыла Маша.
Жмурясь и пытаясь сфокусировать взгляд, она всматривалась в Егора и будто бы затруднялась узнать.
– Проходи, ― наконец, бесцветно выронила она.
– Мы на «ты»? Как непривычно! ― попытался сострить футболист, но девушка проигнорировала этот выпад, чего раньше не случалось.
– Теперь неважно, я же у вас почти не работаю, ― все также безлико отчеканила Маша.
– А я слышал, что ты просто в учебном отпуске…
Они прошли в зал, но хозяйка даже не предложила гостю сесть.
– Зачем приехал? Что-то случилось?
Глаза припухшие, лицо осунувшееся, волосы хаотично разбросаны по плечам… Все ли с ней в порядке?
– Пока нет, но…
– Тогда можешь ехать обратно, ― махнув рукой в сторону двери, заключила девушка.
– Дай договорить, может случиться плохое, нужна твоя помощь!
– Это не ко мне, у меня через неделю защита, мало времени.
– Только ты можешь помочь, а мы теряем время! ― не выдержал Егор.
– Вряд ли я могу сейчас кому-нибудь помочь, ― эта гримаса должна была напоминать иронию. ― Если не хочешь уходить, можешь остаться здесь, а я пойду дальше спать.
При этих словах Маша развернулась уйти, механически выключила свет так, что лучи, доходившие из коридора, создали полумрак.
Вдогонку ей Егор бросил:
– Это профессор, он сказал, что ты знаешь, что он оставил тебе среди прочих бумаг письмо, но ты ни слова не сказала, видимо, приняла его решение. Ты хоть поняла, о каком решении он говорил?
– Не было письма, ― сначала все также апатично и безапелляционно заверила она, потом добавила с едва уловимым сомнением, ― хотя… там были какие-то бумаги, но я все равно не понимаю…
И правда, профессор в момент их последней встречи передал ей папки с какими-то бумагами, чтобы она посмотрела, если у нее будет время. Но времени не оказалось. Во всяком случае, для этих бумаг. Ассистентка психолога все-таки вышла и прикрыла за собой дверь. Она двигалась почти бесшумно, как будто на автомате.
Егор остался в одиночестве и задумался: неизвестно, кого еще больше нужно спасать: профессора, прожившего насыщенную жизнь, имеющего право на собственный выбор, или эту девушку, которая так сильно старалась помочь другим, что сама теперь экстренно нуждается в помощи? Под мерное тиканье часов глаза стали закрываться сами собой, тем более переезд был длительным.
Девушка вернулась минут через двадцать. Она зажгла свет и протянула футболисту листы исписанные мелким витиеватым почерком.