– Не знаю, – печально ответил он.
– Ты, возможно, думаешь, что это Род Серлинг, и ты оказался в "Сумеречной зоне"? – пренебрежительно бросила она.
– Нет, разумеется, нет.
– Тогда кто?
– Может, это просто... физическая аномалия. Временная петля. Энергетическая флуктуация. Необъяснимая и бессмысленная. Откуда мне знать?
– Ага. Понимаю. Какая-то механическая поломка в великом космическом агрегате, – голос Селесты сочился сарказмом, она выпустила руку Джоя.
– В этой версии больше логики, чем в боге.
– Значит, мы не в "Сумеречной зоне", так? Теперь мы на борту звездолета "Энтерпрайз" с капитаном Керком. Нас лупцуют энергетические волны, мы ныряем во временные петли.
Он не ответил.
– Ты помнишь "Стар трек"? Кто-нибудь в 1995 году помнит этот сериал?
– Помнит? Черт, да я думаю, он приносит больше прибыли, чем "Дженерал моторс".
– Тогда давай подойдем к этой проблеме с холодной вулканской логикой
[10]
, хорошо? Если удивительная трансформация, произошедшая с тобой, бессмысленная и случайная, тогда почему, перемещаясь по временной петле, ты не попал в какой-нибудь день, ничем не отличающийся от других, скажем, когда тебе было восемь лет и ты болел гриппом? Или почему тебя не перенесло на месяц назад, когда ты сидел в своем доме на колесах в Лас-Вегасе, уже уговорив полбутылки виски, и смотрел мультфильмы? Какова, по-твоему, вероятность, что случайная физическая аномалия вернет тебя в самую важную ночь твоей жизни, в тот самый момент, когда ты, приняв неправильное решение, уже ничего не мог исправить?
Джой успокаивался, слушая ее. Хотя и не мог сказать, что ее слова его подбодрили. Зато он сумел подобрать патроны и перезарядить ружье.
– Возможно, – не унималась Селеста, – ты вновь переживаешь эту ночь не для того, чтобы что-то сделать, не для того, чтобы спасти чьи-то жизни, остановить Пи-Джи и стать героем. Возможно, ты вернулся в эту ночь, чтобы получить последний шанс сохранить веру.
– Во что?
– В мир, наполненный высшим смыслом, в жизнь, которая не заканчивается со смертью.
Иногда она вдруг начинала читать его мысли, как открытую книгу. Более всего Джой хотел вновь во что-то поверить... как верил много лет назад, будучи алтарным служкой. Но он завис между надеждой и отчаянием. Помнил, как совсем недавно его охватило ощущение чуда, когда он осознал, что ему снова двадцать, как благодарен он был кому-то (или чему-то) за предоставленный второй шанс. Но сейчас он скорее бы поверил в "Сумеречную зону" или парадокс квантовой механики, чем в бога.
– Верить, – повторил он. – Именно этого добивался от меня Пи-Джи. Просто верить в него, верить в его невиновность без единого доказательства. И добился. Я поверил в него. Результат ты видишь.
– Может, совсем не вера в Пи-Джи погубила твою жизнь.
– Она уж точно не пошла мне на пользу, – с горечью ответил Джой.
– Может, главная проблема в том, что ты не верил во что-то еще.
– Когда-то я был алтарным служкой. Но потом вырос. Получил образование.
– Поскольку ты учился в колледже, то наверняка слышал термин "претендующий на умудренность". Он действительно тебе очень подходит.
– А вот ты у нас мудрая, не так ли? Все знаешь.
– Нет. Я отнюдь не мудрая. Только не я. Но мой отец говорит: признание, что ты знаешь не все, – первый шаг на пути к мудрости.
– Твой отец, директор захудалой средней школы, вдруг оказывается великим философом?
– Теперь ты просто хочешь обидеть меня.
– Извини, – после паузы ответил Джой.
– Не забывай знак, который мне дали. Моя кровь на твоих пальцах. Как я могу не верить? Более того, как после этого ты можешь не верить? Ты же сам сказал, что это знак.
– Я не подумал. Это все... эмоции. Когда появляется время подумать, когда используешь упомянутую тобой вулканскую логику...
– Если думаешь о чем-либо слишком долго, ты уже не можешь в это верить. Ты видишь птицу, летящую по небу, но как только она скрывается из виду, ты уже не можешь доказать ее существования. Откуда ты знаешь, что Париж существует? Ты там бывал?
– Другие люди видели Париж. Я им верю.
– Другие люди видели бога.
– Не так, как видят Париж.
– Есть много способов увидеть. И, возможно, глаза и "кодак" – не лучшие.
– Как можно поверить, что бог столь жесток и позволяет людям вот так умирать, трем невинным людям?
– Если смерть – не конец, – без запинки ответила Селеста, – если смерть – всего лишь переход из этого мира в последующий, тогда ни о какой жестокости нет речи.
– Тебе это так легко, – в голосе Джоя слышалась зависть. – Так легко просто верить.
– Для тебя это тоже может быть легко.
– Нет.
– Просто поверь.
– Просто не получается.
– Тогда зачем верить, что ты проживаешь эту ночь заново? Почему не вычеркнуть ее, как глупую мечту, перевернуться на другой бок и заснуть, ожидая утреннего пробуждения?
Джой не ответил. Не смог.
И хотя понимал, что попытка бесполезна, подкрался к настенному телефону, поднял руку, снял трубку. Конечно же, услышал тишину.
– Он не может работать, – в голосе Селесты звучали нотки сарказма.
– Что?
– Не может работать, потому что у тебя было время подумать и теперь ты понимаешь: нет возможности доказать, что в мире есть кто-то еще, кому можно позвонить. И нет возможности доказать так, чтобы не осталось ни малейшего сомнения, прямо здесь, прямо сейчас, что существуют другие люди... а значит, их не существует. В колледже ты наверняка выучил слово, которым обозначается такое вот мировоззрение. Солипсизм. Теория, согласно которой несомненной реальностью является только мыслящий субъект, а все остальное существует лишь в его сознании.
Отпустив трубку, которая закачалась на шнуре, Джой прислонился к буфету, прислушиваясь к ветру, дождю, особенной тишине, окружающей мертвых.
– Я не думаю, что Пи-Джи войдет в дом, чтобы добраться до нас, – нарушила молчание Селеста.
Джой пришел к тому же выводу. Пи-Джи не собирался их убивать. Во всяком случае, сейчас. Потом – да. Если бы Пи-Джи хотел расправиться с ними, то проделал бы это в тот момент, когда они стояли на крыльце спиной к нему. Вместо этого он послал пулю аккурат между их головами, точно в сердце Джона Биммера.