Рукопись, найденная на помойке - читать онлайн книгу. Автор: Инна Шолпо cтр.№ 44

– …две спальни и ванные en suite…

– …марокканские изразцы…

– Я люблю, чтобы в ванной было окно…

– …беседка. Тут плющ, а тут чубушник… А под самыми окнами гостиной – сирень.

– Нет, но если тебе хочется, то сделаем…

– И маленький гараж для велосипедов и лыж. Ты научишься ездить на велосипеде, ничего сложного. Очень удобно до магазина ездить.

– А какой цвет обоев тебе больше нравится?

Говорила, в основном, Маруся, Ася только изредка вставляла какие-то замечания, о чем-то спрашивала и смеялась.

«Веселые старушки, – подумал Анвар с легкой завистью. – И есть чему радоваться. Впрочем, они заслужили. Будут себе отдыхать… Хотя дом – это же столько труда! И еще сад». Он вздохнул. Много-много труда. Анвар снова вспомнил свой дом, отца, чинящего сарай или поправляющего покосившееся крыльцо, мать, с утра до вечера возившуюся на кухне или в саду…

Его задумчивость прервал взгляд Маруси. Она это умела – привлечь к себе внимание одним взглядом и легкой улыбкой.

– Посчитайте, пожалуйста.

Анвар принес счет. Женщины расплатились и поднялись. Проходя мимо вешалки, Анвар услышал, как, забирая свой солнечно-жёлтый зонтик, Маруся сказала:

– Просто прекрасная программа. Все такое реалистичное. Когда я туда захожу, мне прямо начинает казаться, что это настоящий дом. С одной стороны – план, с другой – всё в трёх измерениях…

– Это для дизайнеров, наверное, – ответила Ася.

– Ну, ясно, не для того, чтобы в нее играли впавшие в детство пенсионерки …

XI

Влада стояла на автобусной остановке на бульваре, смотрела на покрытые июньской свежей листвой деревья, на солнечные блики на доме напротив – и неожиданно почувствовала себя внутри давно прошедшего дня. Хоть он, наверняка, был теплее, и воздух – более летним, но какое-то что-то в атмосфере, свете, запахах – и вот уже вокруг нее возник июньский день в Пушкине, в гостях у маминой давно покойной подруги. Влада с мамой у подруги в квартире, потом та провожает их вечером на автобус. Становится прохладно, и она дает Владе вязаную белую кофточку с жемчужными пуговками: «Можешь не возвращать». Деталей этого дня Влада совсем не помнила, так, какие-то отдельные моменты. Серая кошка, легкая, как пушинка. Напиток «Инвайт» – «Просто добавь воды!». Фиалки на подоконнике. Наверное, они гуляли, ходили в парк… И, главное, ничего в этом дне не было особенного, важного или памятного. Но Влада почему-то оказалась в нем.

И так с ней бывало уже не раз: приходили какие-то воспоминания, иногда настолько смутные, что она не могла даже понять, где и когда это было, потому что в них не было ни людей, ни слов – только запахи, прикосновение к коже, воздух, луч света на краю стола… но при этом она чувствовала себя там и тогда, и мучительно хотелось вспомнить – где я? С кем?

Порой эти воспоминания провоцировала какая-нибудь прустовская «мадленка», но чаще всего они возникали самопроизвольно и без причины. Наверное, причина на самом деле была, но где-то за гранью нашего понимания. Кто знает, почему неожиданно какой-то далекий день встречается с днем сегодняшним и они приветствуют друг друга кивками? Наверное, память – это что-то вроде магазина ненужных вещей. Красивых, дорогих, но ненужных.

Странно, но, втягиваясь в свой маленький бизнес, особенно продажу посуды, Влада стала неожиданно испытывать любовь к изящным предметам. Если вначале она продавала мамины коллекционные чашки без всякой жалости, даже с радостью, то теперь ей иногда становилось грустно при взгляде на пустые полки некогда заполненного посудой серванта. Пару раз они с Аллой ездили в Финляндию – на выставку в «Атенеум», потом на денек в Лаппеенранту, как все, – за сыром, и, конечно, пройтись по кирпушникам, где можно было за копейки купить приличную одежку. Бродя по магазинам, Влада наткнулась на прелестные кофейные чашки и красивейшие старинные настенные тарелки. Стоили они сущие пустяки, клеймо английское… Она купила их с мыслью перепродать, прочитала уже дома в Интернете, что это действительно ценные антикварные вещи, порадовалась своей проницательности, но… неожиданно ей стало жаль с ними расставаться. Так приятно было держать их в руках! Нет, конечно, на продажу она их всё-таки выставила, специально назначив высокую цену в тайной надежде, что никто их за такие деньги не купит… Но купили, и Влада получила пятьсот процентов прибыли.

Это вдохновило ее на дальнейшие изыскания. Подумать только, что сказали бы родители, что сказали бы коллеги по кафедре: филологическая дама превращается в спекулянтку! А что сказал бы Никита? Наверное, одобрил бы. Он не мог ее не одобрить. Влада подумала, что при других обстоятельствах и в другом месте она могла бы стать хозяйкой маленького антикварного магазинчика. Она бы тогда смогла подержать в руках очень много красивых вещей, но не захламлять ими свой дом. Вещи бы приходили и уходили, успев доставить радость каждому, кто брал их в руки. Почему-то эта работа показалась ей очень заманчивой, хотя в том, чтобы купить что-то дешево, а продать дорого, несомненно, нет ничего благородного. Может быть, подумала Влада, она могла бы сочинить какой-нибудь рассказ… придумать сюжет про антикварный магазин, магазин ненужных вещей…

Иногда, обняв колени, она садилась с рюмкой коньяка на широкий подоконник в комнате – нет, никакого женского алкоголизма, просто как средство от головной боли – и, глядя на улицу, представляла себя такой вот романтичной лавочницей. Это было что-то вроде новой роли, которую подкидывала ей жизнь.

Ей нравился этот подоконник, на котором можно было так удобно расположиться, нравилось свое странное положение на нем – не внутри и не снаружи. Нравилось смотреть на летящие по небу вереницы облаков и провода, на которые садились воробьи, на молодой месяц, запутавшийся в проводах рогами, на то, как загорается свет в чужих окнах.

Когда Влада была маленькая, их семья жила на Петроградской стороне, потом они дважды переезжали – сначала в новостройки, потом сюда, в центр. Но ей до сих пор почему-то часто вспоминается окно в доме напротив на улице Ленина. Чья-то комната, спальня, кровать и столик. Смутное ощущение, что там человек болеет: наверное, из-за освещения (лампа с накинутым на абажур платком?) или того, что Влада еще не спит, а там, в постели, кто-то лежит. А может, из-за замедленности и осторожности движений людей в комнате. Влада не помнила, что делали люди – осталось только впечатление. Странное такое, грустное и удивительное впечатления утекающей чужой жизни, почти за гранью реального.

Когда они переехали в новый район, то долго жили в доме, перед окнами которого был пустырь. Наверное, от этого отсутствия близких соседей, у нее осталась эта привычка – не задергивать шторы. И хотя сейчас напротив её окон, пусть и на достаточном расстоянии, снова чужие, она все равно частенько оставляет их незанавешенными. От этого границы комнаты как будто расширяются и в дом входят ночь и кусочек чужого непонятного мира. Это что-то вроде игры: она одновременно и защищена стенами своего дома, и не одинока, хотя по-прежнему не может почувствовать, что это значит – другие люди.