Жизнь и шахматы. Моя автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Карпов cтр.№ 11

– А что же мне делать?

– Просить реальные вещи. В июле следующего года в Амстердаме стартует турнир с гроссмейстерской нормой. Просись туда, напирай на то, что можешь выполнить норму гроссмейстера. Я не уверен, что ты ее выполнишь сейчас наскоком, без подготовки. А так у нас будет время позаниматься, подготовиться. Тебе надо собраться, а не скакать стрекозой чемпионства с турнира на турнир.

Я немного приуныл, но не мог не признать правоты тренера. Звание гроссмейстера в Советском Союзе да и во всем мире было исключительно престижным. Оно давало настоящую путевку в жизнь. Если мастера спорта международного класса могли рассчитывать только на международные турниры внутри страны, то гроссмейстеры выезжали за границу. Титул этот был очень желанным, и получить его раньше было отнюдь нелегко. Ситуация с весомостью этого звания изменилась стараниями Макса Эйве. Конечно, все, что он делал в шахматах, исключительно из лучших побуждений. И был необыкновенно уважаем на своем посту президента ФИДЕ, однако некоторые его реформы возымели не самые лучшие последствия. Так, желая развить популярность шахмат во всем мире и увеличить количество стран – членов Международной федерации, – Эйве объявил о том, что каждая страна обязательно должна иметь своего гроссмейстера. До этого времени ФИДЕ насчитывала семьдесят девять стран. В основном гроссмейстерами были европейцы, американцы и только один филиппинец. В Австралии, Индии и Китае гроссмейстеры появились гораздо позже. Хотя, конечно, следует помнить о том, что первым азиатским гроссмейстером стал Александр Зайцев из Владивостока. Сегодня ФИДЕ насчитывает сто восемьдесят одну страну, и меня на самом деле очень сильно удивляет, как Эйве, будучи сильным ученым-математиком, не мог не предвидеть, каким образом повлияет на Федерацию беспорядочное увеличение числа ее членов. Следовало бы в этом случае для принятия особо важных решений организовать внутри Федерации комитет, подобный Совету Безопасности ООН. Но ничего подобного не случилось. Важные вопросы выносятся на всеобщее голосование, и каждая страна – член Федерации имеет один голос, независимо от своего веса в шахматном мире.

Кроме этого Эйве внес еще одно очень важное изменение. Объявив о том, что каждой стране необходимо получить своего гроссмейстера, он не пошел путем подъема уровня шахмат в странах, гроссмейстеров не имеющих, а снизил норму, которую нужно было выполнить, чтобы это звание получить.

Я смело могу называть себя последним гроссмейстером «старого созыва». Я выполнил норму и получил титул в июне семидесятого на турнире в Венесуэле, а уже с первого июля стараниями президента ФИДЕ норму снизили на полтора очка в аналогичном по составу турнире. И если до этого времени в мире были как гроссмейстеры экстра-класса, так и гроссмейстеры немного слабее, то после реформы Эйве слабые гроссмейстеры буквально расплодились по всему миру. Слабые приносили на своих плечах еще более слабых, ведь для того, чтобы выполнить норму, необходимо было набрать в международных турнирах 55 % очков в партиях с гроссмейстерами, 75 % – с международными мастерами и 85 % – с теми игроками, кто ниже по званию. А ведь обыграть слабого соперника, согласитесь, не так уж и сложно. Турниры перестали быть столь же яркими и захватывающими, как раньше, когда для того, чтобы выполнить свою норму, надо было обыграть шестерых претендентов и многократных чемпионов страны. И если мое удостоверение гроссмейстера имеет сорок шестой номер во всем СССР с момента учреждения этого звания в тридцать шестом году, а играющих гроссмейстеров к тому моменту осталось двадцать пять – тридцать, то сейчас в одной только России больше ста шахматистов с этим титулом. Упомяну, что первым советским гроссмейстером стал Григорий Левенфиш, а не Михаил Ботвинник, как многие ошибочно полагают. Сейчас я, с одной стороны, очень горжусь тем, что, например, челябинская шахматная школа растет и развивается, что из ее стен продолжают выходить все новые и новые гроссмейстеры, но с другой стороны, не могу не грустить от того, что ценность этого звания существенно померкла.

Но в шестьдесят девятом грядущие реформы Эйве только начинали витать в воздухе, и получить титул гроссмейстера для шахматиста было не менее, а даже более важно, чем стать чемпионом мира среди юношей. Я воспользовался советом Фурмана и высказал свои пожелания о поездке в Амстердам в комитете, и мою фамилию даже записали на какой-то листок. Но Голландия оказалась желанной страной для многих и многих титулованных шахматистов, и листок этот по мановению чьей-то более весомой руки затерялся. Сейчас я уверен в том, что обстоятельства сложились именно так, а не иначе, по какому-то заранее выстроенному свыше плану. Столько препон, столько преград возникало на моем пути к следующему важному турниру семидесятого года в Каракасе, и все они чудесным образом разрешались в самый последний момент, что невозможно не поверить в некую предрасположенность и определенность человеческих судеб. Но обо всем по порядку.

В шестьдесят девятом году во главе Венесуэлы встал первый демократический президент Рафаэль Кальдера, до которого страной управляли исключительно военные диктаторы. Кальдера приехал в СССР с официальным визитом, во время которого были подписаны договоры о двустороннем сотрудничестве. Как правило, наладить отношения между странами легче всего и быстрее в областях культуры и спорта. Что касается непосредственно шахмат, то этот вид спорта был в Венесуэле запрещен. Не обладая дюжими интеллектуальными способностями, военные диктаторы причислили шахматы к азартным играм. Не разрешалось проводить турниры, играть же внутри семьи или в дружеской компании не возбранялось, однако внутри страны шахматы не производились и не продавались. Их можно было привезти из-за границы в подарок или для личного пользования, но пошлина на ввоз фигурок была достаточно высока и рассчитывалась не по комплектам, а по весу. Кальдера, став президентом, эти указы отменил и вернул шахматам их обычное положение без каких-либо запретов. Не думаю, что сам он был игроком, однако к шахматам относился с большим уважением. Поэтому, когда кто-то в его ближайшем окружении предложил провести в Каракасе международный шахматный турнир на кубок президента для поднятия престижа Венесуэлы на мировой арене, Кальдера эту идею с восторгом поддержал.

Шахматы тогда были на исключительном подъеме во всем мире. Огромное количество сильнейших шахматистов было в европейских странах. В Соединенных Штатах семимильными шагами двигался к лидерству Бобби Фишер. В Советском Союзе собрался целый анклав претендентов на мировую корону. Конечно, серьезный мировой турнир был невозможен без участия советских шахматистов, и в Министерство спорта СССР направили телеграмму из Каракаса с просьбой прислать на турнир достойных участников. Я уже говорил о том, что планы в шахматах если и не писались пятилетками, то на год вперед утверждались обязательно примерно в ноябре года предыдущего. Приглашение же на июньский турнир в Каракасе прилетело к чиновникам примерно в марте, и они, недолго думая, даже не стали рассматривать это предложение, сухо ответив, что свободных шахматистов нет, планы перестроить нельзя, извините и до свидания.

На этом мое участие в турнире могло бы закончиться не начавшись. Однако президент страны не был бы президентом, если бы не умел проявлять настойчивость в важных для себя вещах. Пересилив гордость и наверняка возникшее раздражение от неуважительного ответа из нашего министерства, он позвонил лично Андрею Андреевичу Громыко, который был в то время министром иностранных дел, и напомнил о подписанных соглашениях. Громыко тут же связался с министром спорта Павловым, который отдал распоряжение недобросовестным подчиненным думать головой и не портить едва зародившиеся дипломатические отношения.