Ложная память - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 25

Ошеломленная внутренним звучанием своих мыслей, она тем не менее продолжала подозревать тот необыкновенно кислый грейпфрутовый сок, который выпила утром. В последнее время она, как правило, пила по утрам именно его, а не апельсиновый сок, так как в грейпфрутовом меньше калорий. Не мог ли этим объясняться также и ее сон, Человек-из-Листьев, мятущаяся фигура, сложившаяся из мертвых гниющих листьев. Может быть, стоило бы дать немного сока доктору Клостерману, чтобы он проверил его?

Наконец Марти вымыла руки и, преодолев внутреннее сопротивление, вновь посмотрелась в зеркало. Она подумала, что на вид, похоже, кажется нормальной. Но независимо от того, что она видела, она ощущала себя безнадежным психом.

* * *

После того как Дасти закончил подметать осколки разбитого зеркала, он похвалил Валета за то, что тот был таким хорошим мальчиком и не лез под ноги, дав ему несколько кусочков жареной цыплячьей грудки, оставшейся от вчерашнего обеда. Ретривер брал каждый кусочек мяса с руки хозяина с деликатностью, не уступавшей движениям колибри, потягивающей нектар из чашечки цветка, а когда все кончилось, он уставился на Дасти с обожанием, которое вряд ли могло быть меньше, чем та любовь, с которой ангелы взирают на бога.

— Да, и ты тоже ангел, — сказал Дасти, почесывая Валета под челюстью, — мохнатый ангел. И с такими ушами, что тебе не нужны крылья.

Он решил взять собаку с собой, когда поедет на квартиру Скита, а потом в «Новую жизнь». Хотя, осматривая дом, они и не нашли никого, Дасти было неприятно оставлять здесь пса одного до тех пор, пока он не разберется, что случилось с зеркалом.

— Дружище, если я все время думаю о твоей безопасности, — сказал он Валету, — то можешь вообразить, насколько невозможным я стану с детьми?

Пес усмехнулся, словно ему понравилась мысль насчет детей. И, как будто поняв, что ему предстоит поездка в автомобиле, подошел к двери из кухни в гараж и остановился там, терпеливо разгоняя воздух своим пушистым хвостом.

Когда Дасти натягивал на себя нейлоновую куртку с капюшоном, раздался телефонный звонок. Он снял трубку, а положив ее через несколько секунд, объяснил собаке, будто той было необычайно важно знать, кто звонил:

— Пытались всучить мне подписку на «Лос-Анджелес таймс».

Валет уже не стоял перед дверью в гараж. Он лежал перед нею, наполовину погрузившись в дремоту, словно Дасти разговаривал по телефону десять минут, а не тридцать секунд.

— Тебя подкосила белковая пища, мое золотко. Давай-ка потратим немного энергии.

Валет поднялся с долгим вздохом глубокого страдания.

В гараже, надевая на собаку ошейник и пристегивая к нему поводок, Дасти сказал:

— Последняя вещь, в которой я нуждаюсь, это ежедневная газета. Ты знаешь, чем полны газеты, золотко?

Валет ответил растерянным взглядом.

— Они полны всякой всячины, которую готовят творцы новостей. А знаешь, кто такие творцы новостей? Политические деятели, типы из средств информации, великие университетские интеллектуалы — люди, которые слишком много думают о себе, да и вообще слишком много думают. Такие люди, как доктор Тревор Пени Родс, мой старик. И такие люди, как доктор Холден Колфилд, старик Скита. — Собака чихнула. — Точно, — закончил Дасти.

Он и не ожидал, что Валет поедет в фургоне, среди малярных инструментов и материалов. Конечно же, четвероногий попутчик вспрыгнул на переднее сиденье: он во время поездок любил смотреть в окно. Дасти пристегнул собаку ремнем безопасности, а пассажир успел благодарно лизнуть хозяина в лицо, прежде чем тот закрыл пассажирскую дверь.

Усевшись за руль, он запустил двигатель и выехал из гаража под дождь, продолжая разговаривать с собакой:

— Творцы новостей считают, что спасают мир, а вместо этого сворачивают ему шею. Ты знаешь, золотко, к чему сводятся все их глубокие размышления? Они сводятся к тому же самому, что мы собираем в синие мешочки, когда гуляем с тобой.

Пес усмехнулся в ответ.

Нажав кнопку дистанционного управления, закрывающую дверь гаража, Дасти мимолетно удивился, почему он не сказал все распространителю газеты, который только что позвонил ему. Непрерывное внимание со стороны распространителей «Таймс» было одним из серьезных недостатков жизни в южной Калифорнии, стоявших в одном ряду с землетрясениями, лесными пожарами и непролазной грязью во время дождей. Если бы он продекламировал этот напыщенный монолог женщине — или это был мужчина? — навязывавшей ему «Тайме», то, возможно, его имя вычеркнули бы наконец из списка потенциальных подписчиков.

Выбираясь задним ходом с подъездной дорожки на улицу, Дасти вдруг неожиданно для себя осознал, что действительно не может вспомнить, мужчиной или женщиной был распространитель «Тайме», звонивший ему. Никаких причин запоминать пол звонившего у него не было, к тому же он выслушал только несколько слов, понял, о чем идет речь, и повесил трубку.

Обычно он заканчивал беседу с представителями «Таймс» предложением, которое могло позабавить невидимого собеседника: «Ладно, я могу подписаться, только в обмен, услуга за услугу. Я выкрашу одно из ваших редакционных помещений, а вы дадите мне подписку на три года. Или же другой вариант: я подпишусь пожизненно, если ваша газета даст клятву никогда больше не говорить о звездах спорта как о героях».

На сей раз он не сделал такого предложения. С другой стороны, он не мог вспомнить, что он сказал, пусть даже это была какая-нибудь простейшая фраза вроде «не благодарю вас» или «перестаньте надоедать мне».

Странно. В его сознании царила пустота.

Очевидно, он был даже больше встревожен — и напуган — сегодняшним происшествием со Скитом, чем отдавал себе отчет.

Кушанья, которые они привезли из китайского ресторана, были, без сомнения, восхитительными, как и сказала Сьюзен. Марти тоже издала восхищенный возглас, но на самом деле пища показалась ей сегодня безвкусной, а «Циндао» — горьким.

И пища и пиво были в порядке. Неуправляемое беспокойство Марти хотя и отступило, все же лишало ее возможности получать удовольствие от чего-либо.

Она ела палочками и поначалу опасалась, что даже вид того, как Сьюзен пользуется вилкой, вызовет у нее очередной приступ паники. Но вид злобных зубцов не встревожил ее, как это было недавно. Она совершенно не опасалась вилки самой по себе, нет, она боялась того ущерба, который вилка могла бы причинить, оказавшись в ее собственной руке. В руках Сьюзен она воспринималась как простой безопасный элемент столового прибора.

Предчувствие того, что она, Марти, собственной персоной попала во власть некоей темной силы, грозящей заставить ее совершить какой-то отвратительный акт насилия, было настолько болезненным, что она запретила своим мыслям останавливаться на нем. Это было наиболее невероятное опасение, так как она была уверена, что и в ее памяти, и в сердце, и в душе никогда не было никаких признаков дикости. И все же она не доверяла себе, когда в руках у нее была открывалка для бутылок…