Время от времени люди спрашивали у доктора, как ему удавалось день за днем сохранять юношескую внешность, юношескую стройность и неисчерпаемую энергию, несмотря на такую насыщенную трудами жизнь. Он всегда отвечал одинаково: мою молодость сохраняет постоянное состояние увлеченности.
Зазвонил телефон. Необходимо было сразу же активизировать абонента и открыть доступ к его сознанию, поэтому Ариман, сняв трубку, сказал:
— Эд Мэйвол.
— Я слушаю.
После хокку доктор Ариман приступил к инструктажу.
— Ты поедешь прямо в камеру хранения в Анахейме. — Он назвал адрес камеры хранения, номер ячейки, которую арендовал по фальшивому удостоверению личности, и шифр замка на двери. — Там много всяких вещей, но ты найдешь два автомата
«глок» 18-го калибра и несколько запасных магазинов к ним на тридцать три патрона каждый. Возьмешь один из автоматов, и… четырех магазинов должно хватить.
Прискорбно, но когда в доме в Малибу пять человек, с которыми нужно разделаться, а не три, и, чтобы покончить с ними, не двое, а всего один, трудно рассчитывать на то, что этому одному удастся полностью взять дом под свой контроль без большого шума, чтобы потом быть в состоянии спокойно расчленить все жертвы и, согласно первоначальному плану игры, составить ироническую мозаику. Потребуется столько стрельбы, что быстро прибудет полиция и не даст закончить работу. У копов всегда было плохо с чувством юмора.
Но, однако, не исключено, что времени окажется достаточно для того, чтобы превратить сэра Дерека Лэмптона в посмешище, как он того заслуживает.
— Помимо автомата и четырех магазинов, ты возьмешь из камеры хранения только пилу для вскрытия трупов и черепное полотно. Нет, лучше возьми два полотна, на случай, если одно сломается. — Внимание к деталям.
Он подробно описал внешний вид этих инструментов, чтобы исключить возможность ошибки, после чего объяснил, как найти дом Дерека Лэмптона в Малибу.
— Убей всех, кто окажется в доме. — Он перечислил тех, в чьем присутствии был особенно заинтересован. — Но если попадется кто-то другой — соседи, зашедшие в гости, читатели книг мэтра, кто угодно, — убей их тоже. Действуй решительно, быстро переходи из комнаты в комнату, упорно преследуй тех, кто попытается сбежать, но не трать времени впустую. Потом, прежде чем успеет приехать полиция, ты черепной пилой срежешь верхушку черепа доктора Дерека Лэмптона. — Он прочел краткую лекцию по использованию этого инструмента. — Теперь скажи мне, действительно ли ты понял все, что я тебе объяснил.
— Я понял.
— Ты вынешь мозг и отложишь его в сторону. Повтори, пожалуйста.
— Выну мозг и отложу его в сторону.
Доктор в задумчивости разглядывал синий мешок, лежавший на столе. Не было никакой возможности своевременно и без свидетелей встретиться с этим запрограммированным убийцей и передать ему такое полезное произведение Валета.
— Ты должен будешь положить кое-что в пустой череп. Если у Лэмптонов есть собака, ты, может быть, найдешь то, что нужно, но если не найдешь, то произведешь это вещество самостоятельно. — Он дал кукле заключительные инструкции, включая директиву о самоубийстве.
— Я понимаю.
— Я поручаю тебе очень важную работу и уверен в том, что ты выполнишь ее безупречно.
— Благодарю вас.
— Всегда рад тебя видеть.
Положив трубку, Ариман пожалел о том, что у него нет возможности запрограммировать семейство этого гнойного прыща Лэмптона — несносного Дерека, его неряху-жену и их психованного сына — и использовать их в качестве своих марионеток. К сожалению, они тоже знали его и относились к нему крайне подозрительно. У него была исчезающе малая возможность, а то и вовсе никакой, подойти к ним достаточно близко, чтобы дать им необходимые наркотики и провести три длительных сеанса программирования.
Тем не менее он весь кипел. Триумф был уже совсем рядом.
Газировка из черной вишни.
Мертвый дурак в Малибу.
Учитесь любить себя.
Великолепно. Доктор поднял тост за свой поэтический гений.
ГЛАВА 73
На полуострове Кейп-Код или острове Мартас-Виньярд, расположенных на холодном северо-восточном Атлантическом побережье Соединенных Штатов, это здание казалось бы олицетворением Родимого Дома из Американской Мечты, тем местом, по дороге к которому человек на прохладном рассвете Дня Благодарения переходит через спокойную речку и пересекает девственный лес, пронизанный лучами восходящего солнца, тем местом, где снежным рождественским утром в существование Санта-Клауса верят даже взрослые, воплощением идеальной обители идеальной бабушки. Хотя идеального дома — как, впрочем, и идеальной бабушки — в реальной жизни никогда не было, все же эта нация страстных сентиментальных романтиков полагала, что жилища таких бабушек должны выглядеть именно так. Выложенная сланцевыми плитками крыша с открытой галереей. Фронтоны из серебристой кедровой доски. Оконные рамы и ставни, покрытые свежими белилами, чуть отливающими голубизной. Просторная веранда с белыми плетеными креслами-качалками и подвешенной на новых пеньковых веревках скамьей-качалкой. Наманикюренный двор с пышными клумбами, каждую из которых окружает чисто белый заборчик высотой в фут. В не столь уж далеком прошлом на Кейп-Коде или Мартас-Виньярде можно было бы увидеть Нормана Рокуэлла
[57]
, сидящего во дворе перед мольбертом и изображающего на холсте двух очаровательных детей, бегущих за гусем с недовязанным алым бантом на шее, и счастливую собаку, играющую на заднем плане.
Здесь, в Малибу, даже в разгар субтропической зимы, на невысоком берегу Тихого океана, с лестницей, сбегающей к пляжу, окруженный многочисленными пальмами, красивый, изящный, хорошо задуманный, хорошо спроектированный и хорошо построенный дом казался решительно не на своем месте. Чья бы то ни было бабушка, живи она здесь, обязательно имела бы выкрашенные в ярко-синий цвет ногти, химически обесцвеченные белокурые волосы, губы с чувственными коллагеновыми очертаниями и тяжелые груди, увеличенные рукой хирурга при помощи все того же коллагена. Дом был светлым вымыслом, под кровом которого гнездились темные истины, и при виде его — а это был всего лишь пятый визит Дасти сюда за почти двенадцать лет, с тех пор как ему исполнилось восемнадцать, — он испытал то же чувство, что и прежде: холодную иглу в сердце.
Дом, конечно, не был виноват. Это был всего лишь дом.
Однако когда они с Марти, оставив машину на подъездной дорожке, поднимались по ступенькам к парадному подъезду, он сказал вслух:
— Минас-Моргул
[58]
.
Он не осмеливался думать об их собственном маленьком домике в Короне-дель-Мар. Если тот действительно сгорел дотла, как заверял Ариман, то Дасти не был готов сейчас раскрыться для переживаний. Конечно, дом — это всего-навсего дом, любое имущество можно нажить заново, но если вы в этом доме счастливо жили и любили, если у вас о нем хорошие воспоминания, то потеря его не может не огорчать.