Темные фары внезапно вспыхнули.
Пятьдесят ярдов.
Она резко врубила задний ход и нажала на акселератор. Шины мерзко проскрежетали по асфальту.
Доктор остановился, поднял «миллениум», взял его в обе руки и принял безупречную позу стрелка: голова и торс развернуты в направлении цели, правая нога чуть отставлена назад для упора, левое колено слегка согнуто, в талии не прогибаться…
Расстояние было слишком велико. «Роллс» стремительно пятился назад, и через мгновение перевалил через вершину холма, в пределах видимости с Пасифик-Коаст-хайвей. Стрелять не имело смысла.
«Время важнее всего», — сказал Аноним, вероятно, наиболее часто цитируемый поэт, и этот трюизм сейчас исполнился для доктора содержанием, как никогда в жизни. «Назад верни, о Время, свой полет», — писала Элизабет Экерс Элайн, и Ариман сейчас всей душой сожалел о том, что у него нет волшебных часов, с помощью которых он мог бы исполнить этот трюк, потому что Делмор Шварц никогда не писал более верных слов, чем «время — огонь, сжигающий нас», а доктор боялся сгореть, хотя в штате Калифорния электрический стул и не применялся в качестве средства исполнения высшей меры наказания. «Время — маньяк, рассеивающий прах», — написал Теннисон, а доктор боялся, что его собственный прах будет рассеян по ветру, хотя и знал, что должен успокоиться и последовать совету Эдварда Янга, который призывал «бросить вызов зубам времени». Сара Тисдэйл напоминала о том, что «время — добрый друг», но она ни черта не знала о том, о чем взялась рассуждать. Генри Водсворт Лонгфелло, говоривший о «бардах с возвышенной душой, чьи отдаленные шаги гулким эхом разносятся по коридорам Времени», тоже не имел ни малейшего представления о нынешнем кризисе. Но ведь доктор был гением, имел хорошее, даже чересчур хорошее образование и пребывал в смятении, а поэтому все эти мысли со скоростью пулеметной очереди пролетели в его сознании, пока он бежал к «Эль-Камино», заводил мотор и выезжал со стоянки.
К тому времени, когда Ариман выехал на Пасифик-Коаст-хайвей, «Роллс-Ройса» уже и след простыл.
Богатая дура и ее скучный, как устрица, муж жили неподалеку, на Ньюпорт-коаст, но она не должна была сразу направиться домой. Действительно, если ее фобия развилась в более серьезное состояние, чем ему прежде казалось, дошла до формы параноидального психоза, то она вообще могла решить не возвращаться домой, чтобы ни Киану собственной персоной, ни кто-то из его прихвостней — вроде ее собственного психиатра, вооруженного пистолетом, — не мог устроить там на нее очередное покушение.
И даже если она и отправилась домой, Ариман все равно не мог преследовать ее там. Наверняка у них с мужем был большой штат прислуги — потенциальных свидетелей — и профессиональная охрана.
И поэтому доктор сорвал с лица лыжную маску и со всей скоростью, на которую мог решиться, помчался домой.
ГЛАВА 71
По пути домой Марка Аримана обуревали уже не мысли поэтов о природе времени, неведомым образом вывалившиеся из копилки памяти. Всю первую половину своей десятиминутной поездки он непрерывно изрыгал вслух страшные ругательства — все они были направлены в адрес киануфобички, как будто она могла его услышать, — и клялся унизить, изничтожить, искалечить и расчленить ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Этот порыв был детским, недостойным его, Ариман это понимал, но ему необходимо было выговориться.
А на протяжении второй половины поездки он решал, когда она обратится в полицию, чтобы сообщить о двух убийствах, и обратится ли вообще. Под влиянием паранойи она могла заподозрить, что мерзавец Киану держит в руках все полицейские учреждения, начиная от местных участков и кончая Федеральным бюро расследований. В этом случае она будет вести себя тихо или, по крайней мере, будет долго колебаться, прежде чем решится обратиться к властям.
Она могла скрыться на некоторое время, даже удрать из страны и прятаться до тех пор, пока не выработает план действий. Располагая половиной миллиарда долларов, она могла далеко уехать и хорошо укрыться.
Мысль о ее возможном исчезновении встревожила Аримана; на задней стороне его шеи выступил обильный холодный пот. Его высокопоставленные друзья могли легко помочь ему скрыть связь с любым количеством возмутительных преступлений, совершенных другими, людьми, находившимися у него под контролем, но ведь это совсем иное дело, и в общем-то трудно ожидать, что они станут защищать его от обвинения в убийствах, совершенных его собственными руками. Это была одна из главных причин, по которым он не позволял себе такого риска на протяжении двадцати лет. Пот с шеи потек по спине.
Всегда исполненный чрезвычайной самоуверенности, Ариман никогда прежде не испытывал подобных ощущений. И понял, что ему совершенно необходимо как можно быстрее взять себя в руки.
Он был властелином памяти, отцом лжи и мог смело принять любой вызов. Ну, ладно, кое-что за последнее время получилось не так, как ему хотелось, но небольшая порция волнений время от времени была даже полезна для того, чтобы придать вкус жизни.
И, въезжая в свой подземный гараж, напоминавший лабиринт, он уже полностью владел собой.
Выйдя из «Эль-Камино», он с тревогой посмотрел на песок, осевший на поверхность машины и обильно усыпавший коврики.
При расследовании любого серьезного уголовного преступления образцы почвы принимаются в качестве одного из важнейших и неоспоримых доказательств. И суд никогда не оспаривает их. Криминалистический отдел любого нормального полицейского управления безо всякого труда может провести сравнительный анализ состава, зернистости и других свойств песка с образцом песка, взятого с места убийства, — и сделать соответствующие выводы.
Оставив ключи в замке зажигания, Ариман вынул из машины только два предмета: туго завязанный синий полиэтиленовый мешок с сувениром, оставленным Валетом на газоне, и пакет из «Зеленых лугов», в котором все еще оставалось печенье. Оба пакета он аккуратно положил на пол возле облицованной гранитом стены гаража.
Доктор быстро сбросил свои пришедшие в негодность ботинки, снял брюки, носки и пиджак и сложил всю свою одежду на полу. Бумажник, пистолет и кобуру он положил отдельно, рядом с двумя мешками. Испачканный в песке галстук и белая рубашка также отправились в одну кучку с одеждой, хотя золотую нашейную цепь в 24 карата он все же оставил.
Как ни странно, но песок попал даже на нижнее белье. Поэтому доктор разделся догола и добавил футболку и трусы к куче тряпья.
Потом он взял ремень, аккуратно связал всю одежду и положил ее на сиденье в машину.
Песчинки, прилипшие к волосам на теле, сильно раздражали его. Со всей возможной тщательностью он руками счистил с себя эту гадость.
Совершенно голый, если не считать наручных часов, держа в руках те немногочисленные вещи, которые счел нужным сохранить, Ариман прошел на первый этаж дома, откуда в лифте поднялся на свой любимый третий.
Пробежавшись по сенсорной панели управления, он открыл свой секретный сейф, спрятанный за камином, и положил «Таурус РТ-111 миллениум» в маленькое отделение, где хранился сосуд с глазами отца. Немного подумав, он добавил туда же и синий мешок.