МОРАВЕЦ (пожимая плечами). Не могу знать. Может, постыдилась. А может вы не так уж и ладили…
МАРТИНА (рассказывает). Как в воду глядел, старый нетопырь! С тех пор, как бабушка умерла, мы с Эльжбетой часто ссорились. Характер ее поменялся с годами, из дерзкой насмешницы сестра превратилась в скучную святошу. Ее возмущало мое ремесло. Надо жить честным трудом, то да се… Что же мне прикажете, помогать этой малохольной чужое белье отстирывать? Дудки! Я хочу быть свободной, как ветер, и скоро моя мечта сбудется. К рассвету я покину Прагу навсегда, меня здесь больше ничего не держит.
Короткая пауза.
Вот разве что… Одна загадка не давала мне покоя. (к Моравцу). Что было в том пузырьке из синего стекла? Яд?
МОРАВЕЦ (с улыбкой). Нет-нет, я не давал твоей сестре смертельного зелья. Подкрасил воду лакричным корнем и продал ей за два золотых. Устал быть пособником убийств, давно уже не промышляю ядами. По мне, так лучше уж быть мошенником…
МАРТИНА (выдохнула). Это верно, пане Ладислав. Значит, Эльжбету вы пожалели.
МОРАВЕЦ (мрачно). Но вышло только хуже… На прошлой неделе Эльжбета снова приходила ко мне. Сказала: «Вы обманули меня! Я на свою беду осталась жива!» «Чем же вы недовольны?» «Я хотела умереть, чтобы не достаться этому извергу. Но вы лишили меня последней радости – умереть непорочной. Мучитель подстерег меня в переулке, за церковью святого Микулаша. Теперь мне необходимо другое зелье». Она хотела… (к портрету) Чего же она хотела, Янинка? Не помнишь? Да лучше тебе и не знать… Ты так переживаешь за людей… А они… (к Мартине) Прости, девочка, что обрушиваю это на тебя, но ты пришла за правдой, а правда жестока. Твоя сестра хотела совершить самое гнусное преступление… Поэтому я так обрадовался, что она не стала пить ту настойку, а вылила в реку. Эльжбета умерла с чистой душой.
МАРТИНА (затаив дыхание). Что это еще за гнусное преступление?
МОРАВЕЦ (тихо). Погубить ребенка в своей утробе.
МАРТИНА (изумленно). Что ты мелешь? Моя сестра была непорочной! Она не могла согрешить с мужчиной…
МОРАВЕЦ (растерянно). Отчего же не могла? Поверь, это совсем не сложно. Все девицы это могут и все делают, рано или поздно. Скоро и ты подрастешь, и тебя…
Стук захлопнутой двери обрывает фразу.
Сцена четвертая
Ночная Прага. МАРТИНА бежит по улице.
МАРТИНА (рассказывает). Я выскочила из конуры алхимика, не дослушав его бредней. Бежала куда глаза глядят, а в голове все звучали его слова. «Поэтому я так обрадовался… Эльжбета умерла с чистой душой!» Обрадовался, кудлатый черт! Чему тут радоваться? Разве что… (переходит на шаг) Постой, постой. Нужно успокоиться, а то сердце колотится так сильно, что даже собственных мыслей не расслышать. Пожалуй, я даже присяду вот здесь, на ступеньках, чтобы отдышаться…
Короткая пауза.
Что, если алхимик меня обманул? Допустим, для какого-то черного ритуала ему потребовалась душа моей сестры. Зачем? Да кто же разберет, что у старого морокуна в голове. Может быть, чтобы освободить свою Янинку. Вдруг для этого нужно вместо ее души заточить в проклятом портрете душу безвинной жертвы. Или сотню. Или тысячу…
Где-то вдалеке воет собака.
А откуда алхимик так много знает о Големе? Что, если пане Ладислав – хозяин чудовища? Тогда все сходится. Он послал безглазого великана убить Эльжбету и сотни других людей. Или тысячи… Пожалуй, стоит побыстрее убираться из этого города. Не ровен час, моравец захочет науськать своего глиняного истукана и на меня. Хотя как чудовище возьмет след? У алхимика нет вещей, принадлежащих…
В отдалении слышатся тяжелые, размеренные шаги.
Платок! Я оставила платок на столе. Моравец, язви его душу, небось, нарочно притворялся, давил из глаз слезы, а сам тихонько посмеивался в кулак. Знал ведь заранее, что я приду. Янинка его предупредила. Вот и разыграл комедию… Ничего себе, угодила в переплет!
Звук шагов приближается.
Надо уходить.
Идет по улице.
Сейчас загляну домой, вытрясу все деньги из тайников – и сразу к Пороховым воротам. А там уж двинусь, куда глаза глядят.
Ускоряет шаг. Тяжелые шаги вдалеке тоже ускоряются.
Нет, плевать на деньги. Не стоит рисковать и терять время. В кармане осталась горсть медяков, а как закончится – еще украду. Ни секунды лишней в этом городе не останусь.
Пауза. Оглядывается.
А что там за тень? Господи! Неужели это… он? Нет, пожалуйста, только не он!
Бежит, уже не таясь. За спиной слышится топот бегущих ног.
Я петляла как заяц. На этих улочках мне часто приходилось скрываться от погони, поэтому каждую подворотню, каждый просвет между домами заучила наизусть. Но преследователь не отставал, в какой-то момент мне даже показалось, что он дышит мне в затылок. Только не оглядываться! Сколько ловкачей на этом погорело. Повернешь голову или скосишь глаза, вроде бы на мгновение, непременно споткнешься. Тут тебя и изловят. А я не дамся, слышишь? Голем ты или колдун, да хоть призрак бывшего бургомистра – не дамся! На Староместной площади, под фонарем, обычно коротают время полицейские. Лень им обходить темные кварталы, куда приятнее поболтать, выкурить сигарету или из фляжки глотнуть за компанию. Я была готова броситься к их ногам и покаяться во всех кражах. Пусть запрут хоть на десять лет, все лучше той судьбы, что бежит за мной по пятам.
Выбегает на площадь, сбивается с шага и ругается, задыхаясь.
Никого! Пустая площадь… Случалось ли такое еще хоть раз за все тысячу лет, что стоит Прага? Вряд ли. Опять магия? Я взглянула на орлой. Среди всех фигур, застывших по обе стороны циферблата, выделялась Смерть. Золотой скелет, отмеряющий срок жизни очередной жертвы. Сколько же мне осталось? Маленькая стрелка почти на двенадцати, большая подползает к десяти. Скоро полночь! Время Голема…
Останавливается, тяжело дышит.
Я оглянулась. Хотя и давала зарок не делать этого, но тут против воли повернула голову. Кривобокая тень выползала из переулка, размахивая непомерно длинными ручищами. Уже так близко? Я задохнулась от ужаса и шарахнулась в первый попавшийся переулок, не разбирая, куда бегу. Стучалась в каждую дверь, хотя и понимала – бесполезно, никто не откроет. Темно в домах. Единственное освещенное окно на всю улицу, но и там задули свечу, как только услышали мой истеричный крик.
Стук каблуков, стук в двери и крик «Спасите! За мной гонится Голем!»
Вся Прага затаилась под одеялами, молится, чтобы беда прошла стороной. Наутро горожане убедят себя, что жестокая расправа над девчонкой привиделась им в кошмарном сне. Даже те, под чьими окнами найдут мое мертвое тело, будут врать, что не слышали ни единого шороха, иначе, безусловно, поспешили бы на помощь.