Он бросил якорь в Калияте, дабы наказать жителей города за поставку португальской эскадре в прошлом гнилых фруктов. Разгорелся нешуточный бой, длившийся целых три дня. После чего магометане, чье войско состояло главным образом из лучников, обратились в бегство. Город был разграблен и сожжен дотла.
Новости об Ормузе, полученные португальцами в Калияте, звучали неплохо. Поскольку большая часть ормузских лодок и барок была потоплена эскадрой Албукерки в ходе прошлогодней «войны в Заливе», пресную воду в Ормузе продавали по бешеным ценам. Да и продовольствие сильно подорожало, поскольку ведь и провизия тоже доставлялась на остров с материка по морю. Поэтому окончательно перерезать снабжение Ормуза и принудить город к очередной капитуляции казалось соблазнительно нетрудным делом. Во всяком случае, португальские фидалгу согласились с мнением своего предводителя, считавшего, что игра стоит свеч.
Правда, состояние португальских кораблей внушало самые серьезные опасения. Как «Сирни», так и «Рей Гранди» страдали от течи вследствие пробоин, и грозили не пережить плавание в штормовую погоду.
Тем не менее, они, уповая на милость Фортуны, продолжали плавание, пока не дошли до Ормуза. где Кожиатар с издевкой сунул под нос Албукерки письмо португальского вице-короля Индии. В льстивом изысканном стиле заметно отличавшемся от принятой Албукерки манеры общения с ближне- и средневосточными вельможами, Алмейда приносил свои самые искренние извинения за поведение дома Афонсу в Ормузе, которое ни в коем случае не останется безнаказанным, отказывался от форта и вполне удовлетворялся получением с Ормуза ежегодной дани.
Никогда, даже в самом страшном сне, дому Афонсу не могло привидеться, что вице-король, на чью поддержку Албукерки так рассчитывал, отступится и отречется от него. Поначалу старый воин даже усомнился в подлинности написанного на персидском языке витиеватого послания Алмейды. Однако вскоре выяснилось, что письмо вице-короля Индии не было подделкой.
Ситуация, в которой оказался Албукерки, брошенный вице-королем на произвол судьбы, была прямо-таки «аховой».
Но он не сдавался и, чтобы испытать визиря, потребовал от того уплаты оговоренной дани. Кожиатар решительно отказался выполнить столь наглое требование. О какой дани вообще могла идти речь, когда недавнее разграбление Калията португальцами принесло им, по самым скромным подсчетам, не меньше пятнадцати тысяч серафимов? Ввиду подобной неуступчивости визиря ормузского царя, четырем каравеллам пришлось незамедлительно возобновить блокаду.
В последних числах сентября португальцам удалось добиться достойного упоминания успеха на суше. Взятый ими «язык» сообщил под пыткой о прибытии в Набенд, селение на материковом побережье, пятисот персидских стрелков из лука, ожидающих удобного момента для переправы на остров Ормуз. Эти лучники считались лучшими, отборными воинами шаханшаха Персии. Противопоставить пяти сотням этих новоявленных «бессмертных»
[52] Албукерки (должно быть, поневоле вспомнивший о давнишних битвах с персами своего кумира — Александра Македонского) мог только команды двух каравелл, что составляло в общей сложности менее ста человек. Кроме того, «спецоперацию» по уничтожению персидских лучников было необходимо провести в обстановке глубочайшей секретности, под покровом ночи, завершив ее к утру, чтобы ормузцы при свете дня не обнаружили отсутствие команд на двух из португальских каравелл.
С наступлением темноты, португальский десант на гребных лодках, стараясь производить как можно меньше шума, подошел к берегу «Большой Земли». Но, несмотря на все меры предосторожности, его приближение было обнаружено обладавшими острым слухом неприятельскими часовыми. И когда шлюпка самого Албукерки, шедшая первой, пристала к казавшемуся совсем безлюдным песчаному берегу, непроглядный мрак аравийской ночи изверг из своих глубин град стрел. Дожидаться подхода остальных шлюпок означало бы нести все большие потери от остававшегося все еще невидимым противника. И дом Афонсу, возглавив свою крохотную рать, состоявшую из двадцати восьми бойцов (считая его самого), повел ее быстрым шагом, переходящим в бег, на незримого в темноте неприятеля, стремясь как можно скорее преодолеть поражаемое стрелами пространство и дорваться до шкуры противника. Самоубийственная, казалось бы, атака «десантуры» Албукерки оказалась успешной. «Кто, если не мы!?»… Когда подоспели остальные португальские десантники, авангард Албукерки, уже ворвавшийся в Набенд, вел бой за мечеть. Схватка была жестокой. Персы мужественно сопротивлялись, но драться с подобным противником им еще не приходилось. И потому еще до наступления рассвета победоносные португальцы, «усталые, но довольные», почти без потерь вернулись на свои каравеллы. Причем не с пустыми руками (в Набенде им удалось кое-чем поживиться).
Но, как это часто бывает в жизни, за этим триумфом последовал тяжкий удар судьбы. Капитан Диогу ди Мелу, крейсировавший у богатого водными источниками острова Ларек (или Ларак), в один прекрасный день отплыл в шлюпке на разведку, и не возвратился на свой корабль. Позднее команда его каравеллы увидела плававшие в море шесть трупов. Плененный португальцами на следующий день островитянин рассказал о происшедшем. Один из высланных Кожиатаром кораблей заманил шлюпку капитана ди Мелу в засаду. Экипаж шлюпки отказался сдаться, и был перебит ормузцами, за исключением одного единственного человека, взятого «маврами» в плен. Капитан Диогу ди Мелу прыгнул за борт, как был, в полном, тяжелом вооружении, и сразу же камнем пошел ко дну. Потеря восьми первоклассных бойцов за один день привела к серьезному ослаблению и без того крайне малочисленных сил Албукерки.
Но не зря говорят, что беда не приходит одна. Течь на «Сирни» становилась все серьезней и опасней, вызывая у его капитана все большую тревогу. Тридцать человек, не отходивших от помп, едва успевали откачивать морскую воду. Дальнейшее пребывание под Ормузом становилось не только бессмысленным, но и совершенно невозможным. Необходимо было до наступления декабря, во что бы то ни стало, добраться до Индии. Если бы Албукерки не отплыл туда без промедления, он не привел бы свой флагманский корабль (грозивший превратиться в настоящий «самотоп») не только в Индию, но и вообще никуда (кроме как на дно морское).
Оказавшегося в столь бедственном положении, дома Афонсу утешала лишь одна единственная мысль. Скоро он вступит в управление Индией, и тогда, даст Бог, Ормуз увидит его снова.
И Ормуз действительно увидел его снова…
Глава двенадцатая
Кочинские интриги
«По моему мнению, Афонсу ди Албукерки представляет собой сейчас для Индии куда большую опасность, чем когда бы то ни было представляли собой турки или египтяне!»
Так писал королю Мануэлу Счастливому Антониу ди Синтра, секретарь вице-короля Индии (сегодня нам сложно сказать, верил ли он сам в то, что утверждал в своем письме на Высочайшее имя). Во всяком случае, капитаны, дезертировавшие из-под «тамплиерского» знамени дома Афонсу, явно времени даром не теряли, клевеща при всяком удобном случае на преданного ими начальника, так что созданный их злыми языками при дворе Алмейды образ Албукерки был крайне мрачным, зловещим и отталкивающим. Пожалуй, самым невинным эпитетом, которым они наделяли Афонсу, был «этот помешанный». Впрочем, чаще всего они, сами — подлые предатели — дерзали открыто называть преданного ими Главнокомандующего «предателем».