Да, Валери, молодец, давай приплетем еще Клинта. Чуть-чуть привычно покопавшись в себе, я с удивлением обнаруживаю, что в данный момент никаких сил переживать еще по одному поводу у меня просто нет.
«Завтра в это же время».
Я споткнулась на ровном месте, услышав это. Завтра на том же месте — что? Он найдет еще один способ увлечь меня к шкафу, на пол, на стол, на диван для посетителей, в начальственное кресло… где там еще подходящие поверхности? У меня, вообще, с фантазией на этот счет не очень, а у Эперхарта — вполне. И по поводу способов соблазнения двадцатитрехлетних отчаявшихся девчонок тоже.
Сначала он просто меня поимел, а сегодня, раз так просто не вышло, потратил немало времени на задушевные разговоры. Почти уверил, что мы с Клинтом виноваты едва ли не в равной степени, убедил, что мне стоит на него злиться, качать права, при этом не забывая «спускать напряжение» боссу.
И все же, все же… Презирает меня Эперхарт или нет, я им в некотором роде восхищаюсь. Как бизнесменом, как принципиальным человеком, как знатоком людей. Есть в этом что-то уничижительное, ведь жертва его психологических приемов — я.
Как жаль, что лестница домой не бесконечная.
— Привет, — говорю я, закрываю дверь и поворачиваюсь, невольно сжавшись.
Клинт поднимает голову и радостно восклицает:
— Я сегодня отдал бэкендовую часть на аутсорс. Один из приятелей посоветовал специалиста.
Мужчины. У одного бэкенд на аутсорс, у другого компенсация фазовых колебаний высокого порядка. И только у меня под угрозой помолвка из-за рецидивирующей измены.
— Что случилось? — наконец прозревает Клинт, подскакивает со своего стула и устремляется ко мне.
Вот сейчас, сейчас он подойдет и обязательно догадается. Почувствует запах или иную неправильность. На какой-то безумный миг я вновь начинаю надеяться, что это случится, а после мы сядем, все обсудим и найдем выход.
И все равно когда он подходит ко мне близко, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы отступить назад. Запах парфюма Эперхарта пропитал меня насквозь и теперь расползается по нашему кондоминиуму, никакой душ не смоет и не поможет. Но Клинт участливо трогает мое плечо — то самое, которое недавно целовал Райан, заглядывает в глаза и… ничего. Как? Как?!
Значит, вот оно что. Значит, на обычных городских улицах аморальные, беспринципные Валери смешиваются в толпе с порядочными Клинтами и совершенно никто их не клеймит и не вычисляет? То есть, выходит, если не попасться прямо на месте, с поличным, то наказание ниоткуда не придет? Но это противоречит всему, что я знаю!
Не такой уж он внимательный. Спорю, тот же Эперхарт точно бы заметил все несоответствия.
— Клинт, я хочу кое-что у тебя спросить. Очень важное для меня.
А теперь он решит, что мое состояние связано с неприятным разговором, хотя это не так. Но не могу я промолчать. Мне необходимо разобраться хоть в чем-то!
— Конечно, — серьезно отвечает он.
Я невольно любуюсь знакомым смешным жестким ежиком его волос и дневной щетиной на подбородке. Все такое родное, успокаивающее. И рука эта на плече так знакома. От ее прикосновения нет ни намека на сладкую внутреннюю дрожь. Было ли так же месяц назад? Валери, ты официально в полной заднице. Допустим, можно заставить себя хранить верность, но как захотеть человека вновь? Возможно ли это?
— Почему ты предложил переехать сюда? Я знаю твои аргументы, но я хочу узнать, как пришел к этой мысли.
— В смысле, Вэл? Мы с тобой сели, обсудили…
— Ты предложил мне сменить обстановку, чтобы мне не было так тяжело, чтобы я перестала плакать. Но ты же знал, что я все равно буду плакать. Ведь умерла моя мама.
— Конечно, я не спорю. И знаю, как вы были близки. Но здесь ты действительно отвлекаешься и не плачешь.
— А должна бы. Я плакала по ней сегодня на работе.
И по нам тоже плакала.
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Ты можешь плакать здесь, дома.
— Но тебе это неприятно.
— Конечно мне неприятно, когда ты страдаешь. Я все переживаю вместе с тобой. — Ощущение, что еще Клинт начинает злиться из-за этого разговора.
— Отсутствие слез не всегда хороший знак.
Переспав с Эперхартом в первый раз, я не заплакала. Я напилась и пошла на улицу в надежде найти там неприятности, вместо того чтобы все выплакать и покаяться.
— Вэл, я запутался.
Я правда не знаю, как объяснить. Я не умею так красиво и удобно выворачивать слова, как некоторые. Придется спросить в лоб.
— Ты знал, что мама была против нашей свадьбы?
На долю секунды на лице Клинта проступает раздражение, но сразу же исчезает. Вот как.
— Я догадывался. Как-то раз она прямо сказала, что я ей нравлюсь, но не сумею сделать тебя счастливой. — И уже защищаясь: — Но это не значит, что я желал ей смерти или считаю, что она недостойна твоей печали. Я же не ребенок, чтобы судить о том, кто и чего достоин, по их отношению ко мне.
Да? А звучит так, будто как раз наоборот. Или я опять чего-то не улавливаю.
— Как думаешь, почему она считала, что мы не можем быть счастливы? — спрашиваю я грустно, не развивая прежнюю тему.
Пусть отношение Клинта к моей маме останется на его совести. Но, бинго, чертов Эперхарт был прав. Клинт о смерти моей мамы не жалел. Скорее всего, ему не понравилось и то, что я настояла на переносе свадьбы. Он не возражал, повторял, что понимает, но был заметно раздосадован. И едва ли готов терпеливо утешать меня день за днем из-за смерти человека, которого считал своим идейным недоброжелателем. Ее уход, скорее всего, воспринимался им как гарантированный зеленый свет на дороге к алтарю, вот и все. Но обсуждать это я не собираюсь. Его право, он не виноват, таких пар миллионы. Тех, кто изменял, думаю, все же меньше. А вот за это уже стану расплачиваться я. Мое решение, мой поступок, моя ответственность. Теперь мне легче понять, из-за чего так случилось, но это ни в коем разе меня не извиняет.
— Может быть, лучше присядем, а потом поговорим?
Я молчаливо следую за ним и усаживаюсь почему-то на кровать. Уже не боюсь, что мы слишком близко, от меня может пахнуть Эперхартом, а лямка бюстгальтера — перекрутиться и с намеком топорщиться под платьем. Наверное, любым другим отношениям такое доверие сделало бы честь, а мне остается только стыдиться.
— Я думал об этом, Вэл, — продолжает Клинт. — Возможно, она считала, что мы слишком одинаковые по темпераменту. Уступчивые, неспособные идти по головам ради цели…
Я пожимаю плечами. Когда мама впервые сказала о том, что Клинт мне не пара, я подумала совсем о другом. Подумала, будто она намекает на нашу не слишком бурную интимную жизнь. Теперь я на собственном опыте убедилась, что так и было… в смысле, с этой самой жизнью, но все еще не понимаю, как она могла узнать о настолько личной вещи. Так что, наверное, нет.