Сияние славы самурайского сословия - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Акунов cтр.№ 64

Немало самурайских и вообще японских родовых гербов имеют весьма древнее происхождение (возводимое некоторыми исследователями к далеким временам тотемизма). Вообще же принято считать, что первые «мон» возникли в качестве принадлежности дворцовых костюмов придворной аристократии-«кугэ» в периоды Нара (710–794) и Хэйан (704–1185). Многие узоры превратились со временем в гербы – например, хризантема (служащая по сей день государственным гербом Японии), глициния, павлония («мон» кланов Асикага и Минамото), пион, плющ, камелия, айва, узоры «семь звезд» и «девять звезд», «томоэ». «Томоэ» – предмет в форме запятой, служил в древности магическим амулетом-оберегом. Вероятно, форма «томоэ» имеет отношение к клыкам и зубам диких животных, из которых в древности делали ожерелья. Уже в древнейшие периоды японской истории – эпохи культур Дзёмон и Яёй – подвески ожерелий стали делать не из клыков и зубов диких зверей, а из полудрагоценных камней – яшмы (вспомним одно из трех «небесных священных сокровищ» японского Императорского дома – символ Луны), нефрита и т.д. В самурайской геральдике «томоэ» чаще всего встречается в виде «тройного томоэ» («мицудомоэ»), закрученного по или против часовой стрелки (что, вопреки всяческим довольно широко распространенным легендам и домыслам «конспиролухов» не имеет существенного значения, как и «направление вращения» свастики-«мандзи»). «Томоэ» было, в частности, гербом военного предводителя самураев в годы Корейской компании Такакагэ Кобаякавы (1532–1596), сохранились его изображения в шлеме, украшенном на лбу большим серебряным «томоэ».

Не меньшим распространением пользовались также «ханабиси» («цветочный ромб»; не имея отношения к конкретному цветку, «ханабиси» представляет собой популярный узор окраски тканей, начиная с эпохи, или периода, Хэйан), «мицудомоэ» (разновидность «томоэ», «запятые» которого больше напоминают лучи «трискелиона», «трискеля» или «трифоса» – «трехлучевой» свастики с лучами в форме лезвий кос; судя по сохранившимся иллюстрациям, именно эта разновидность «томоэ» украшала боевые доспехи отважной девушки-«буси» Годзэн – «Госпожи», или «Дамы» – Томоэ, жены, а согласно другим версиям – возлюбленной или просто «боевой холопки» героя Ёсинаки Минамото, получившей свое прозвище эт этого гербового изображения), и многие другие, бывшие первоначально просто рисунками, наносившимися на ткань при окраске.

Хотя не совсем ясно, когда именно появились «мон», уже в течение второй половины эпохи Хэйан определенные аристократические кланы пользовались различными, строго определенными узорами. Функционально это делало эти узоры близкими к первым семейным гербам, «камон», хотя фактически эти узоры фамильными гербами еще не являлись.

В XII веке «мон» стали использоваться самурайскими «воинскими домами». Так, в повести «Сказание о земле Муцу» («Муцуваки»), посвященной военным кампаниям Ериёси Минамото и Ёсииэ Минамото, входе которых они подавили мятежи в провинции Муцу, сообщается, что Ёсииэ Минамото использовал на своих знаменах и полотнищах, огораживающих ставку главнокомандующего («маку», или «дзинамаку») изображение двух голубей (стоящих друг напротив друга и глядящих друг на друга). Голуби считались священными птицами-посланцами бога войны Хатимана (знакомого нам по предыдущим страницам нашего повествования обожествленного принца – завоевателя Кореи, сына воинственной правительницы Дзингу Кого), являвшегося одновременно фамильным божеством рода Минамото. Свиток XIV века «Госаннэн Кассэн Экотаба», иллюстрирующий «Вторую Трехлетнюю войну», помещает на «дзинмаку» Ёсииэ Минамото вписанные в круг стилизованные изображения двух летящих птиц – по идее, тех же самых голубей бога Хатимана, хотя на данном изображении они больше напоминают гусей (или двух диких уток). Возможно, это действительно дикие гуси. Основанием к подобному предположению служит пассаж в «Муцуваки», в котором взлетевшая стая диких гусей указала Ёсииэ на расположение неприятельского отряда. Ёсииэ же, в свою очередь, узнал об этой примере при изучении древних китайских военных трактатов.

В «Хэйкэ моногатари», повести о войне между кланами «боевых холопов» Минамото и Тайра в 1180–1185 гг., описываются гербы нескольких «воинских домов» – например, «мон» на веере, принадлежавшем роду Кодама. В качестве собственно гербов «мон» стали использоваться в период Камакурского сёгуната, как опознавательные знаки, позволяющие отличить своих воинов от чужих. Первоначально «мон» помещались на знаменах, затем их стали помещать также на доспехах, предметах вооружения, одежде и конском снаряжении. Судя по «Моко сюрай экотоба» (уже неоднократно упоминавшемуся нами выше «Свитку Вторжения» – иллюстрированному повествованию о попытках войск татаро-монголо-китайского каана Хубилая захватить Японию в 1274 и 1281 гг.), к моменту юаньского нашествия на Страну Восходящего Солнца «камон» стали использовать в качестве отличительного знака на поле боя. В этом свитке гербы можно увидеть на знаменах, флагах, отгораживающих ставку военачальника занавесях, конской сбруе и т.д. Знамена Тоётоми Хидэёси украшали золотые изображения тыквы. С каждой новой победой число золотых тыкв на его знамени увеличивалось, пока не достигло тысячи, в результате чего Хидэёси получил почетное (и в то же время несколько ироничное) прозвище «Тысяча Тыкв». Хотя существует легенда, согласно которой первым стал использовать «мон» на одежде «сёгун» Ёсимицу Асикага (1358–1408), но уже в эпоху Камакурского сёгуната гербы стали появляться и на одежде самураев, положив начало истории костюма «даймон» («большие гербы»), в котором семейные гербы крупного размера располагались по всему полю одежды. К периоду правления «сёгунов» из Камакуры относятся и первые дошедшие до наших времен иллюстрации с изображениями родовых самурайских гербов. В повести XIV века «Тайхэйки» («Сказание о Великом Мире») подробно описываются гербы самурайских родов и их использование, где только можно, начиная с индивидуальных опознавательных флажков на доспехах («касэ-дзируси»), в том числе на боевых наплечниках («содэ-дзируси») и кончая корабельными парусами. Существует шесть основных разновидностей «мон», являющихся стилизованными изображениями:

1) Растений (в том числе цветов, плодов, деревьев, виноградных гроздей, листьев и кустов);

2) Животных, птиц и рыб;

3) Предметов вооружения и военных доспехов;

4) Религиозных символов (свастики-«мандзи», крестов различной формы и т.д.).

Кресты в качестве религиозных символов нашли широкое распространение в самурайской геральдике после прихода в Японию христианства, принесенного туда португальскими католическими миссионерами.

Первым христианским миссионером, прибывшим в 1549 году в Японию, был упоминавшийся выше иезуит Франциск Ксаверий (правда, не португалец, а баск, как и основатель Ордена иезуитов Иньиго, или Игнатий, Лойола), приведенный в восхищение японской культурой и писавший генералу своего Ордена в Рим, что «японцы – самый высокообразованный и лучший народ на Земле». Христианство, как упорминалось ранее, приняли не только многие «даймё» (особенно Южной Японии), заинтересованные в торговле с «латинянами», связанном с ней повышении благосостояния и усилением влияния на соперников (и потому открывшие «франкам» свои порты), равно как и во всем верные своим сюзеренам «буси», но также рыбаки и крестьяне. В результате во многих княжествах острова Кюсю почти все население перешло в христианскую веру. Три обращенных в христианство «даймё» с Кюсю направили послов – юных знатных самураев – с письменной просьбой о духовной и материальной поддержке королю Португалии и римскому папе. За девять лет (1582–1591) послы-«буси» посетили Лиссабон, Мадрид, Флоренцию, Венецию, Милан и Рим, где были приняты самим папой римским. Впоследствии один из послов – «буси» Юлиан Накамура, после начала преследования христиан в Японии предпочел мученический венец отречению от Христовой веры; в период гонений на японских христиан, когда крест во всех видах находился под строжайшим запретом, исповедники Христовой веры заменили крест изображением цветка японской камелии, чей кроваво-красный цвет напоминает о крови Христа, пролитой Им во искупление грехов человеческих, и о крови мучеников – исповедников Христовой веры;