Гунны – страх и ужас всей Вселенной - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Акунов cтр.№ 70

Т. о., обведенные «диким» варваром вокруг пальца «ромеи» попали в тонко рассчитанную «валютную ловушку». В западню, молниеносно придуманную Эдеконом в ходе его беседы с изощренным интриганом евнухом Хрисафием, которого хитрый гунн превзошел в искусстве интриги. Правда, от успеха или провала его замысла зависело и то, будет ли Эдикон вознагражден или распят на кресте. Этот вид казни Аттила, судя по всему, особенно любил применять к представителям высшей гуннской знати. К счастью для Эдики, расставленная на «ромейских» послов ловушка, благодаря точным приказам и неусыпным надзором над посольством, все же благополучно захлопнулась. Согласно данным распоряжениям, всякий посторонний, появившийся вблизи царского стана с крупной суммой золотых монет, сразу же попадал «под прицел». Как в свое время всякий, вздумавший публично расплатиться в предприятии советского общепита долларами США. А Вигила, обведенный вокруг пальца гуннским ловкачом, сам себя перехитрил, проделав долгий путь, чтобы попасться в западню наиглупейшим образом:

«Как скоро Вигила прибыл в то селение, где имел пребывание Аттила, он был окружен приставленными к тому варварами, которые отняли у него привезенные Эдекону деньги. Вигила был приведен к Аттиле, который допрошал его, для чего он вез столько золота? Вигила отвечал, что он заботился о себе и о спутниках своих, и хотел, при отправлении посольства избегнуть остановки на дороге, на случай недостатка в съестных припасах, или в лошадях и вьючных животных, который могли пасть в продолжение столь долгого пути; что притом, золото было у него в готовности, для выкупа военнопленных, потому что многие в Римской земле просили его о выкупе родственников. «Зверь лукавый! сказал тогда Аттила, ты не скроешься от суда своими выдумками, и не найдешь достаточного предлога для избежания наказания, ибо находящееся у тебя золото превышает количество нужное тебе на расходы, на покупку лошадей и прочего скота, и на выкуп военнопленных; да я и запретил выкупать кого либо, еще в то время, как ты с Максимином приезжал ко мне». Сказав это, Аттила велел поразить мечем сына Вигилы (который тогда, в первый раз, последовал за отцом своим в варварскую землю), если он тотчас не объявит: за что и кому везет те деньги. При виде сына, обреченного на смерть, Вигила, проливая слезы и рыдая, умолял Аттилу обратить на него меч и пощадить юношу, ни в чем не провинившегося. Он объявил без отлагательства то, что было замышляемо им, Эдеконом, евнухом и царем, и между тем не переставал просить Аттилу убить его самого, и отпустить сына. Аттила, зная из признания Эдеконова, что Вигила ни в чем не лгал, велел его сковать, и грозил, что не освободит его, пока он не пошлет сына назад, для привезения ему еще пятидесяти литр золота на выкуп себя. Вигила был скован, а сын его возвратился в Римскую землю. Затем Аттила послал в Константинополь Ореста и Ислу» (Приск).

В другом фрагменте труда нашего панийца (в котором Аттила не предстает таким уж непреклонно и неумолимо кровожадным) содержится продолжение этой авантюрной истории:

«После того, как Вигила был изобличен в злоумышлении против Аттилы, тот отнял у него сто литр посланного евнухом Хрисафием золота, и отправил немедленно в Константинополь Ореста и Ислу. Оресту было приказано повесить себе на шею мошну, в которую Вигила положил золото для передачи Эдекону; в таком виде предстать пред царя (императора Феодосия Младшего – В.А.), показать мошну ему и евнуху (Хрисафию – В.А.), в спросить их: узнают ли они ее? Исле велено было сказать царю изустно, что василевс Восточной Римской империи Феодосий рожден от благородного родителя, что и он сам, Аттила, хорошего происхождения, и наследовав отцу своему Мундиуху (Мундзуху – В.А.), сохранил благородство во всей чистоте; а Феодосий напротив того, лишившись благородства, поработился Аттиле тем, что обязался платить ему дань. Итак он не хорошо делает, тайными кознями, подобно дурному рабу, посягая на того, кто лучше его, кого судьба сделала его господином. Притом Исла должен был объявить, что Аттила не перестанет винить Феодосия в этих проступках против него, пока евнух Хрисафий не будет к нему выслан для наказания. Аттила будет считать покушение на его жизнь искупленным лишь в случае выдачи ему евнуха Хрисафия для заслуженного наказания» (Приск).

С этим посланием два приближенных гуннского царя прибыли в Константинополь.

Запутавшиеся в хитросплетениях собственных интриг «ромеи» были так ловко одурачены гуннским варварами, что невольно возникают сомнения в правильности хрестоматийных представлений о превосходстве «изощренной и искусной» восточно-римской дипломатии над дипломатиями других стран и народов. Аттила имел все основания быть довольным достигнутым успехом. Он получил нового заложника, конфискованную законным образом кругленькую сумму в сотню фунтов золота, поскольку перепуганный Хрисафий по собственной инициативе удвоил оговоренный размер компенсации, а, кроме того – еще 50 фунтов золота за выкуп Вигилы. Золота набралось действительно много. Даже для Аттилы, столь маниакально жадного до этого «презренного металла». Однако инцидент был для него также порухой чести и тяжелым личным оскорблением, фактически – нарушением перемирия. Так что Новому Риму предстояло приложить еще немало усилий для того, чтобы полностью удовлетворить немилостивого гуннского царя.

Мы так подробно рассмотрели этот эпизод из истории позднеантичной дипломатии по двум причинам. Во-первых, потому, что Приск был беспристрастным, правдивым, заслуживающим полного доверия свидетелем и даже почти участником событий, и, следовательно, ознакомление с его воспоминаниями позволяет нам видеть происходящее максимально приближенным к действительности. А не таким, каким его хотели бы видеть историки и популяризаторы истории позднейших времен. Во-вторых, описанный Приском инцидент четко и красноречиво характеризует гуннов, столь часто именуемых пренебрежительно «варварами» и «дикарями». Гуннов, разумеется, запятнавших себя множеством злодеяний, включая и те, что почти (хотя и не совсем) перестали встречаться в пределах Римской империи. Но в то же время совершенно чуждых многим другим недостаткам и грехам, свойственным как раз «просвещенным» и «цивилизованным» мужам греко-римской культуры.

Эдекон выдержал искушение возможностью быстрого обогащения и приобщения к высочайшей материальной культуре, проявив завидное и достойное восхищение хладнокровие, позволившее ему переиграть изощренного противника на его же поле. Другой гуннский вельможа – Эсла – как это явствует из источников, был экспертом по особо сложным и важным делам. Причем выполнял эту роль еще при Ругиле, т. е. как минимум, на протяжении 17 лет до посольства Приска Панийского. Третий гунн, описанный Приском, брат Скотты, отклонил все сделанные ему восточными римлянами заманчивые предложения и связанные с ними перспективы. Он отказался от поста посланника при константинопольском дворе, заметив, что и там будет только выполнять приказы своего господина, царя Аттилы, и предпочел остаться советником при гуннской царской ставке. Весьма характерным представляется также высказывание четвертого собеседника Приска – эллина, грека, проведшего несколько лет в гуннском плену, однако вовсе не стремящегося возвратиться в «родную» Римскую империю, приводя в своей беседе с Приском следующие аргументы в пользу своего «гуннского выбора»: