Перстень с чёрным агатом - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Пустошинская cтр.№ 19

— Глебыч, это ты? — посмотрел он с недоумением.

Я усмехнулся:

— Не узнал?

— Где я? — Игорь стал озираться по сторонам, точно видел эту комнату впервые.

— У меня на даче.

Он потряс головой и крепко потёр ладонями лицо, будто умывался.

— Не помню, как сюда попал, вот совсем не помню. Мы что, много пили?

— Ты — много, даже слишком, — с удовольствием подтвердил я.

— Не помню… — пробормотал Игорь, — да ты разыгрываешь меня!

— Это алкогольная амнезия, Макарыч. Иди освежись, вода во дворе.

Он послушался, взял со спинки стула полотенце и вышел. Я бросил веник и прилип к окну.

Макаркин поискал глазами качок, споткнулся о трубу, чертыхнулся. Несколько раз нажал на рычаг, умылся холодной водой у бочки.

— Странное состояние, — сконфуженно сказал Игорь, когда с порозовевшим лицом и влажными волосами вернулся в комнату, — как будто без сознания был всё это время. Сколько мы здесь? День или два?

— Две недели, — покосился я.

Макаркин повторил со страхом, смешанным с восхищением:

— Две недели… надо же!

— Перед этим ещё на Солёнку ездили, у твоей тётки жили. Помнишь?

— М-м-м… кажется, припоминаю.

Он похлопал себя по карманам, нашёл телефон и уткнулся в экран. Я искоса наблюдал за бывшим другом и молчал. Разговаривать не хотелось.

— Тебя отвезти домой?

Игорь поднял голову:

— Что?.. А-а, отвези.

Он взял с пола рюкзак и первым вышел во двор, долго разглядывал наш скромный дачный домик, пробормотал: «Да-а… это не пять звёзд», и сел в машину.

Дорогой Макаркин всё проверял даты на телефоне и часах и вздыхал.

— В больницу пойду. Может, таблетки выпишут от амнезии. Глебыч, есть такие лекарства?

Я пожал плечом:

— Не знаю.

— Мы что, поссорились? — после паузы спросил Игорь.

— Нет, не ссорились, всё нормально.

Макаркин испытывающе посмотрел на меня тёмными глазами-щёлочками и, кажется, не поверил.

— Красивый перстень, — заметил он, — я его раньше не видел.

— Это не мой… так, поносить дали. — Я притормозил у подъезда и небрежно попрощался: — Пока! Увидимся.

— Пока.

На какую-то секунду я замешкался и не сразу пожал протянутую руку. Игорь помрачнел.

— Глебыч, ты прости, если что. Я пьяный дурак, сам знаю. Лады?

— Лады.

Макаркин медлил, как будто хотел ещё что-то сказать, но так и не решился, выбрался из машины, хлопнул дверью. Я проводил взглядом его худощавую фигуру и нажал педаль акселератора.

Дома Игорь обнаружит переписку с каким-то незнакомым Николаем, но не поймёт из неё ни слова: вместо букв там окажутся значки и символы.

Николай на следующий день найдёт в подвале перстень с агатом. Повертит в руках и хмыкнет: «Наверно, Ирка оставила…»

Я подышал на глянцевитый агат, протёр его краем рубашки и надел перстень. Меня давно мучил вопрос: откуда у Мельниковой появился артефакт? Настала пора узнать это.

Из гостиной долетал бубнёж телевизора о циклонах и антициклонах, я прикрыл веки и сосредоточился.

…Когда открыл глаза, то обнаружил себя в роскошно обставленной комнате — кабинете, судя по креслу с высокой спинкой, громоздкому письменному столу и разным расставленным на нём антикварным мелочам: чернильному набору, пресс-папье и бронзовым часам с кудрявыми голенькими ангелочками. У высокого окна щерился белыми клавишами старый приёмник размером с телевизор, а над столом — я даже протёр глаза — висел портрет Гитлера в раме. Зачёсанные набок тёмные волосы, усики под носом, будто краской мазнули, на рукаве повязка со свастикой. Неужели меня занесло сюда по ошибке?

За спиной раздались шаги, я быстро обернулся и увидел, что в комнату вошли двое: очень полная женщина с брюзгливым лицом, двойным подбородком и бульдожьими щеками. Чуть поодаль держалась девочка лет пятнадцати-шестнадцати, худенькая, с тонким бледным личиком, в застиранном платье с пришитым на груди знаком — синим прямоугольником с буквами «OST».

Не успел я вспомнить, что это означает, как получил ответ: «OST» — остарбайтер, так в Третьем рейхе называли людей, вывезенных из Восточной Европы в Германию в качестве бесплатной рабочей силы.

— Фсё тут прибрать, — с немецким акцентом сказала женщина. — Тут и тут… ферштейн? Это чистить, — указала она толстым пальцем на ковёр.

Девочка кивнула: понятно.

Немка велела в четыре часа отнести в комнату старой фрау Ирме её die Brotzeit ^[1] и направилась к дверям, но вдруг остановилась у приёмника, будто вспомнила что-то. Покрутила ручку, поймала бравурную мелодию и прибавила громкости. В уши ударил немецкий марш:

Wenn die Soldaten

Durch die Stadt marschieren,

Öffnen die Mädchen

Die Fenster und die Türen. ^[2]

Зольдатен, зольдатен… Бледные щёки девочки покраснели, в уголках глаз закипели слёзы. Толстая хозяйка это заметила, удовлетворённо улыбнулась и вышла, стуча каблуками.

Я приблизился к маленькой работнице, занятой чисткой ковра, присел на корточки и вгляделся в худенькое лицо. Да ведь это юная Клавдия Мельникова! Сходство есть, несомненно: те же глаза, губы, нос… Получается, что в войну её увезли в Германию!

Один марш сменился другим, про Эрику, а затем — речью Гитлера, лающей, истеричной. Девочка посмотрела на приёмник с ненавистью, погрозила маленьким кулачком.

— Чтоб ты сдох!

И случилось странное: Гитлер захлебнулся на полуслове и замолчал, из динамика теперь доносилось только шипение.

Клава поправила сползшую на ухо косынку и тихонько прыснула:

— Вот так я тебя!

Случайно бросила взгляд на бронзовые часы и ахнула: про полдник для старой хозяйки она забыла! Щётка упала на ковёр, девочка выскочила из кабинета.

Дом оказался роскошным, как я и ожидал: деревянная лестница с такими широченными перилами, что тянуло скатиться с них, как с горки; высокие окна арками, дорогая мебель… За Клавой я прошёл в просторную кухню, где витали аппетитные запахи жареного мяса, специй и кислой капусты. Повар в белоснежном колпаке оторвался от шинковки лука и молча указал на большой поднос с тарелками. Очищенное варёное яичко, два больших куска хлеба с маслом, порезанная кружочками домашняя колбаса, кофейник, молочник, сухое печенье, похожее на галеты, и кусочки сахара.