Красная каббала - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Климов cтр.№ 102

Доктор Баргхорн был специалистом по советской и американской пропаганде в Йельском университете и, в то время, постоянно ездил в Советский Союз и рылся там в архивах, собирая для себя всякие материалы. И вдруг, в Москве его арестовали…

Интересно было то, что шум и гам, поднятый тогда в американской прессе, абсолютно не соответствовал скромному положению профессора Баргхорна.

Крик стоял такой, будто арестовали очень крупную шишку и правящая партия Америки понесла тяжёлую утрату.

Кончилось всё это тем, что сам президент Кеннеди лично написал протест и апелляцию к советскому правительству с требованием немедленного освобождения профессора Баргхорна.

Впечатление складывалось такое, что американская правящая партия очень боялась, что профессор Баргхорн, в конце концов, может в чём-то проговориться.

Молниеносный и резкий протест со стороны президента Кеннеди, опять-таки, совершенно не соответствовал скромному положению профессора, однако, после протеста президента США, профессора Баргхорна, всё-таки, вскоре освободили…

Но на этом чудеса не закончились и странности продолжались. Профессора Баргхорна, по приезде в США, вызвали на слушания по этому делу в Конгресс США.

Он не явился. Тогда его, уже в судебном порядке, т. е., по повестке, вновь вызвали в комиссию Конгресса США. А профессор Баргхорн – прячется и отказывается выступать на этом слушании.

С большим трудом и под угрозой судебного преследования его, всё-таки, принудили ответить на поставленные комиссией вопросы.

Что же скрывал от Конгресса США профессор Баргхорн? Почему он увиливал от дачи показаний по этому делу?

Оказалось, что в Москве, во время ареста, его дольше всего допрашивали о Гарвардском проекте! Арест Баргхорна произошёл в 1963 году, а Гарвардский проект был организован в 1949—1950 годах.

Почему же, только через 13 лет, в КГБ спохватились и заинтересовались Гарвардским проектом и профессором Баргхорном?

Как только профессор Баргхорн признался в американском конгрессе, что в Москве его допрашивали о Гарвардском проекте, события стали развиваться так, что реальная жизнь стала походить на то, о чём я писал в своих романах.

Работаю я за столом у себя в кабинете и вдруг слышу по радио экстренное сообщение: убили президента Кеннеди!

Молниеносно вспомнилась вся эта цепочка – арест профессора Баргхорна, протест президента Кеннеди, немедленное освобождение профессора Баргхорна, неохотная дача им показаний комиссии Конгресса США о Гарвардском проекте и, буквально, через несколько дней, убийство президента Кеннеди.

Прослушал я эту новость по радио, и стало мне, как-то, неприятно…

– А президент Кеннеди имел шанс поговорить с профессором Баргхорном?

– С самим профессором Баргхорном – это вряд ли, но, о результатах этих слушаний, Кеннеди обязательно сообщили, а ведь, всё это было связано с Гарвардским проектом.

Знаете, я тогда просто даже немножко испугался, неприятно стало, чёрт побери. Сижу я за столом в своём кабинете, пишу о 13-м Отделе КГБ, разрабатываю свою Высшую Социологию, а тут происходит кругом такая чертовщина. Очень, знаете ли, неуютно почувствовал я себя тогда…

– Григорий Петрович, а ведь, во время расследования убийства президента Кеннеди, один за другим погибло более 300 человек, которые что-либо знали и видели, и могли бы дать показания при расследовании.

Все эти потенциальные свидетели тогда стали умирать, как мухи в сентябре. Свыше 300 человек, которые когда-либо кому-либо давали информацию по этому делу – либо кончали жизнь самоубийством, либо попадали под машины, либо просто исчезали…

– Да-да-да. Дело это было тёмное и результаты расследования комиссии конгресса были засекречены на 50 лет.

Только через 50 лет, когда все участники перемрут, и всё уже забудется, только тогда, якобы, будут опубликованы полные результаты этого расследования.

Профессора Баргхорна я знал довольно хорошо ещё по Мюнхену. Когда я жил в Мюнхене, Баргхорн ухаживал за Ириной Финкенауэр, которая переводила тогда на немецкий язык мою книгу «Берлинский Кремль».

Ирина жила в Бад Наухайме, который являлся главной квартирой американской администрации в Западной Германии.

Мы были с ней очень близкие и хорошие знакомые, и Ирина мне тогда рассказывала, что этот профессор Баргхорн, которому тогда уже было под 50, в очень смешной форме пытался за ней ухаживать, даже не ухаживать, а он, похоже, тогда просто скучал и искал какого-то женского общества, причём, по высказываниям Ирины, было явно видно, что этот профессор – человек явно ненормальный, в интимном смысле этого слова.

Когда его, через 13 лет, в 1963 году арестовали в Москве, выяснилось, что, в свои 63 года, он так и не был женат и вообще никогда не был женат, детей у него не было, а сам он жил, вдвоём со своей старушкой матерью.

Для меня сейчас совершенно ясно, что этот профессор был человеком сексуально ненормальным, т. е., он был, похоже, подавленным латентным гомиком, как впрочем, и все эти гарвардские ленинцы.

Всю эту гарвардскую кашу заваривали люди именно такого типа, потому что, если нормальным людям дать такой спецпроект психологической войны, то они его завалят, т. к., не поймут всего этого колдовства.

Потому-то и был весь этот проект передан жидо-масонам, ибо, только они правильно поймут поставленную перед ними задачу, и только они смогут эту задачу выполнить и этот проект успешно реализовать.

Однако, «Новое Русское Слово», 23 сентября 1958 года, всё же, слегка приоткрыло плотную завесу секретности, постоянно висевшую над Гарвардским проектом.

В этом номере газеты прямо говорилось тогда о комплексе латентной гомосексуальности Ленина, как основе проводившихся там научных исследований.

При этом, они ссылались и на другие источники, которые я и нашёл в библиотеке Колумбийского университета.

Об этом Гарвардском проекте упоминалось и в журнале «Дер Монат», который я тоже нашёл в библиотеке Колумбийского университета («Дер Монат», № 107 за август 1957 г., стр. 19, статья главного редактора Мельвина Ласки «Письмо из Оксфорда»).

А журнал «Дер Монат» был тогда главным идеологическим журналом Американской военной администрации и служил для послевоенного идеологического перевоспитания немцев.

Заправлял этим журналом тогда молоденький еврейчик Мельвин Ласки, который, для солидности, даже отпустил себе козлиную бородку а ля Троцкий, хотя, ему и было, всего-навсего, 28 лет.

Опять-таки странно, что это американцы не могли найти никого другого для этого дела, кроме как этого еврейчика, причём, даже не американца, а англичанина.

Мелвин Ласки был английским евреем из старой масонской семьи и вот этим-то, похоже, и объяснялось, почему этот молоденький еврейчик получил тогда столь важный пост.