Рассказы про Россию. 1861—1922 - читать онлайн книгу. Автор: Мариэтта Чудакова cтр.№ 26

Исчез суд присяжных, так эффективно действовавший в прежней России – после Судебной реформы.

Больше были не нужны в судопроизводстве адвокаты (присяжные поверенные) – они думали теперь о том, как самим не угодить в лапы Чека.

«…Практически бесконтрольная власть оказалась в руках молодых (зачастую восемнадцати-двадцатилетних) фанатиков революции и вкусивших власти полуграмотных рабочих и матросов» (Кацва Л. А.).

Уже в декабре 1917 года «в Севастополе и Одессе матросы убили около 500 офицеров».

Потом Чека переименовывалась в ГПУ, НКВД и наконец в КГБ – Комитет государственной безопасности, просуществовавший под этим названием до конца «советской» власти.

Важно, что этот орган – Чека – стал главной судебной властью в России: декретом Совнаркома от 22 ноября 1917 года упразднялись (то есть отменялись) все прежние российские законы, гражданские и уголовные, и все судебные и административные органы, следившие за их соблюдением.

В этом смысле справедливыми кажутся слова одного из лучших историков Советской России Адама Улама (1922–2000): «Если употреблять политические термины в истинном, а не в условном пропагандистском смысле, то следует сказать, что 25 октября 1917 года ознаменовало не только победу большевистской революции, но и начало контрреволюции, предпринятой той же партией большевиков» ^[6].

А само это слово – «Чека» – в русском языке вполне прижилось. Точно так, как и слово «большевики». И не случайно!

Новые, широко вошедшие в русскую речь слова «советская власть», «большевик», «Чека» были выбраны весьма удачно.

Мы уже говорили о полной лживости словосочетания «советская власть», закрепившегося на многие десятилетия да употребительного и сегодня, через двадцать девять лет после конца «советской власти» (в 1991 году).

Они помогали укреплению новой власти, поскольку язык – великая сила! О роли этих слов писал в 1974 году Андрей Синявский (о нем и этой его работе мы уже говорили):

«Первое слово – “большевик” (прошу не путать с “коммунистом”). “Большевик” – это значит: больше. А “больше” – это всегда хорошо. Чем больше – тем лучше. Я глубоко убежден, что вся беда меньшевиков состояла в том, что на собственном знамени они начертали – “меньше”. Поэтому русский народ выбрал – что “побольше”.

Второе слово – “Чека”. Чрезвычайная комиссия. Но ни “комиссия”, ни “чрезвычайная” ничего не говорят русскому сердцу. А вот “чека” обещает нам много приятного. Потому что это значит – стоять начеку. …Само слово “чека” звучит выразительно. В нем есть какая-то твердость, какая-то чеканность. На это слово можно положиться – не выдаст. Только в лагере я впервые услышал, что слово “чекист” произносили с каким-то странным отвращением (как поется в блатной песне: “А на вышке маячит ненавистный чекист…”). А на воле – прямо признаюсь – это слово пользуется большой популярностью».

Известный историк России М. М. Карпович (1888–1959) одну из своих книг закончил такими строками: «…Я жил в различных значительных центрах интеллектуальной жизни и думаю, что нигде культурная жизнь не была столь интенсивна, столь разнообразна, столь интересна, подавала бы такие надежды, как в России в канун революции. …Навязанное силой единообразие… есть очевидный регресс. Можно, вероятно, что-то говорить об экономике, социальной сфере и т. д., но в культурном отношении большевистская революция означала для России культурную реакцию. Это не позорный термин, это трезвая констатация исторического факта».

Но в 1918–1920 годах так казалось далеко не всем. Многие надеялись на расцвет культурной жизни – и имели на это основания.

Горький учредил в Петрограде новое издательство – «Всемирная литература» – для знакомства широких слоев общества с переводами мировой литературы.

Предполагалось, в согласии с утопическим духом времени, перевести всю зарубежную классику XVIII–XX веков. Лучшие переводчики страны с энтузиазмом взялись за дело. Адресатом были именно широкие слои – узкие, элитарные слои знакомились с мировой литературой в подлинниках.

К. Чуковский организовал при издательстве секцию переводчиков. Лекции там читали А. Блок, Н. Гумилев, один из лучших наших переводчиков М. Лозинский. Именно в эти годы удалось заложить фундамент отечественной переводческой школы с ее очень высоким уровнем, прекрасной репутацией в мире.

Летом 1921 года умер сорокалетний Блок. Власти слишком долго не выпускали его на лечение за границу: боялись, что он там плохо о них будет говорить. Когда под давлением известных деятелей культуры согласились выпустить, было уже поздно.

Вскоре расстреляли Гумилева.

Осенью того же 1921 года уехал за границу Горький – под прямым давлением Ленина, которому попросту надоели постоянные хлопоты Горького за приговоренных к расстрелу интеллигентов. Ленин хотел расстреливать неугодных без помех.

В декабре 1924-го горьковское издательство было закрыто.

Очень важно понимать – править Россией исключительно при помощи насилия Ленин и его единомышленники решили с самого начала, когда еще только готовили революцию. А вовсе не в ответ на сопротивление, как утверждают недобросовестные историки, а также любители рассуждать о том, что им плохо известно.

Наоборот – сопротивление появилось в ответ на насилие: ведь мало кто соглашается добровольно, чтоб над ним издевались, а его друзей и близких в любой момент могли расстрелять по решению Чека без суда и следствия.

Ленин никогда не собирался строить демократическое (то есть учитывающее интересы всего населения страны) государство. Он хотел строить его для отдельных слоев общества – как сам он формулировал, – пролетариев и беднейшего крестьянства. Остальные так или иначе подлежали уничтожению.

С марта 1918 года в России однопартийное правительство. И оно останется таковым в XX веке (XXI века мы не касаемся, поскольку он еще не стал историей) 70 с лишним лет – до 1991 года. А во всех цивилизованных странах в XX веке было не менее двух конкурирующих партий.