Зимняя луна [= Ад в наследство ] - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 22

Ежедневная прогулка увела Эдуардо за восточный край конюшни и через поле на юг. В одиннадцать утра день уже сиял солнцем, температура достигала пятидесяти, и армада высоких облаков отступала на север. Он надел брюки цвета хаки и фланелевую рубашку и так согрелся напряженной ходьбой, что закатал рукава. На обратном пути посетил три могилы, которые располагались к западу от конюшни.

До недавнего времени штат Монтана весьма либерально относился к фамильным кладбищам в частных владениях. Вскоре после получения ранчо Стенли Квотермесс решил, что он должен провести вечность именно здесь, и добыл разрешение на - ни больше ни меньше - двенадцать мест захоронения.

Кладбище располагалось на маленьком холме близ верхнего бора. Священная земля отделялась от прочей лишь футовой стеночкой из булыжника и двумя четырехфутовыми столбиками на входе. Квотермесс не пожелал нарушить панораму долины и гор - как будто считал, что его душа будет сидеть на его могиле и любоваться открывающимся зрелищем, как призрак из старого развеселого фильма "Цилиндр".

Только три гранитных надгробия занимали место, предназначенное для двенадцати могил. Квотермесс. Томми. Маргарита.

Согласно воле продюсера, надпись на первом памятнике гласила: "Здесь лежит Стенли Квотермесс (умерший прежде времени), потому что работал (с такой оравой) несносных актеров и сценаристов", - и дальше даты рождения и смерти. Ему было шестьдесят шесть, когда случилась авиакатастрофа. Однако будь ему даже пять сотен, он все равно бы счел, что жизненный срок несправедливо урезали, ибо был из тех людей, которые пользуются жизнью с великой энергией и страстью.

Надгробия Томми и Маргариты не содержали юмористических эпитафий, просто - "любимый сын" и "любимая жена". Эдуардо скучал по ним.

Сильнейшим ударом была смерть сына, который убит, исполняя свой долг, меньше года назад. По крайней мере Эдуардо и Маргарита прожили долгую жизнь вместе. Ужасно, когда человек переживает своего ребенка.

Эдуардо хотел, чтобы они были с ним снова. Это было очень частым желанием, и понимание того факта, что оно никогда не сбудется, обычно приводило его в меланхолическое настроение, от которого потом весьма трудно избавиться. Лучше всего в те моменты, когда он желал увидеть сына и жену, погружаться в ностальгический туман, переживая заново самые приятные дни их прошедшей жизни.

На этот раз, однако, знакомое желание сразу же пропало из его головы, как только его неожиданно охватил ужас. Холодный ветер, казалось, просвистел по всему позвоночнику, как будто тот был пустой трубой.

Обернувшись, он был готов к тому, чтобы встретиться глазами с кем-то, кто глядел на него сзади. Но за спиной была пустота.

Небо стало полностью голубым, последние облака ускользнули за северный горизонт, и воздух был теплей, чем когда-либо с осени. Но, тем не менее, холодок настаивал. Эдуардо раскатал рукава, застегнул манжеты. Когда же снова поглядел на надгробия, то воображение внезапно заполнилось неприятными образами Томми и Маргариты, какие они, должно быть, сейчас в своих гробах: гниющие, изъеденные червями, пустые глазницы, ссохшиеся в желтозубой ухмылке губы. Он непроизвольно задрожал, и его охватила абсолютная уверенность, что земля перед гранитными глыбами вот-вот зашевелится и осядет. Их руки сейчас вынырнут из осыпающейся почвы и начнут яростно отгребать ее в сторону: появятся их лица, их безглазые лица...

Он отшатнулся от могил, и отступил на несколько шагов, но не побежал - был слишком стар, чтобы верить в оживающих мертвецов или в призраков.

Прошлогодняя трава и оттаявшая под весенним солнцем земля не шевелились. А через некоторое время он перестал ожидать, что зашевелится.

Снова взяв себя в руки, старик прошел мимо низких каменных колонн вон с кладбища. Всю дорогу к дому ему хотелось резко обернуться и поглядеть, что у него за спиной. Но этого он не сделал.

Вошел в дом с черного хода и запер за собой дверь. Обычно он никогда не запирал дверей. Хотя настало время ленча, аппетита не было. Вместо того чтобы готовить еду, он открыл бутылку "Короны". Три пивные банки на день - его обычная норма, а не минимальное потребление. Бывали дни, когда не пил вовсе, хотя не в последнее время. С недавних пор, забывая про свою норму, он осушал более трех за день. А в некоторые дни - значительно больше.

Чуть позже полудня, когда Эдуардо сидел в кресле гостиной, пытаясь прочесть Томаса Вулфа и потягивая третью банку пива, то вдруг понял, яростно стараясь избавиться от этого ощущения, которое все равно оставалось: переживание на кладбище было предупреждением. Предчувствием. Но предчувствием чего?

* * *

Когда апрель миновал без повторения феномена в нижнем лесу, Эдуардо сделался более - а не менее - напряженным. Каждое из предыдущих событий происходило, когда луна была в одной и той же фазе - в четверти. Небесные условия начали ему казаться все более и более влиятельными, когда апрельская луна прибыла и стала убывать без нарушений графика. Лунный цикл не должен был иметь ни малейшего отношения к таинственным событиям - но, тем не менее, по обычному календарю их можно было вычислить без труда.

В ночь на первое мая, которая могла похвалиться тоненькой загогулиной новой луны, он заснул полностью одетым. Пистолет в кобуре из мягкой кожи лежал на ночном столике. Рядом был дискмен с наушниками и уже вставленным альбомом "Вормхарта". Двенадцатизарядный ремингтоновский дробовик лежал под кроватью, готовый к бою. Оставалось только протянуть к нему руку. Видеокамера была снабжена новыми батареями и чистой кассетой: Эдуардо приготовился действовать быстро.

Проспал судорожно, но ночь прошла без инцидентов.

По правде говоря, он не слишком ожидал неприятностей до раннего утра четвертого мая.

Конечно, странный спектакль мог вообще больше не повториться. Он очень надеялся, что не станет его зрителем снова. Но, однако, сердце чувствовало то, чего не мог принять целиком его мозг: значительные события уже начались, они только набирают силу, и больше он не может позволить себе играть в них роль лишь осужденного в кандалах, не может оставить себе лишь один выбор - между виселицей и гильотиной.

Когда выключил свет, ждать пришлось не столь долго, как предполагал. Может быть, из-за того, что ему не удалось хорошо выспаться предыдущей ночью, второго мая он отправился в кровать рано вечером - и был разбужен после полуночи, в первые минуты третьего, всеми этими зловещими и ритмическими пульсациями.

Звук был не громче, чем в прошлый раз, но волна давления, которая сопровождала каждое биение, была раза в полтора мощнее, чем что-либо, что он переживал до сих пор. Дом трясся весь, до фундамента, кресло-качалка в углу стремительно валилось По дуге взад-вперед, как сверхактивный призрак, который впал в сверхчеловеческую ярость, а одна из картин свалилась со стены и с грохотом обрушилась на пол.

К тому времени, когда Эдуардо включил свет, откинул одеяло и встал с кровати, он незаметно погрузился в состояние полутранса, схожее с тем, которое захватило его в прошлом месяце. Если он поддастся этому целиком, то опять ослепнет и скоро обнаружит, что покинул дом, даже не осознавая, как сделал первый шаг от кровати.