— Почему? — у Кати складывался образ воздушных, легких летящих красавиц, как с ними может быть сложно общаться?
— Характеры у них… Ну, как тебе сказать — Сивка повернул к Кате тяжелую голову, грива накрыла ее руки, шелковая, теплая.
— Они грустные, очень такие воздушные, печальные, даже когда грустить нет совершенно никакой причины. Поэтому они не любят быстрые ручьи, звонкие речки, прозрачные светлые озера. Им нужно что-то загадочное, завороженное, даже заторможенное что ли. Им подавай темные торфяные озера, омуты, медленные реки, где вода чуть движется, заросли на берегу и под водой. Так им в таких местах хорошо грустить. Они даже реки убаюкивают, болота многие сами и сделали. Вот Васюганское это самое, они за последние полсотни лет увеличили немеряно. Потихоньку, то тут речку замедлят и разольют по лугу, то там ручей угомонят. Это нам медведи тамошние рассказали. Они, кстати, и не против. Людям туда ходить сложно, места дикие совсем, сейчас только стали чего-то добывать, и сверху что-то такое ядовитое иногда падает, нехорошо это. Но, если про болота говорить, что для тамошних лесных жителей, это благо.
— Сивка, то есть русалки сами эти огромные болота и создали?? Да сколько же их там? — ахнула Катя. Ей сложно было расстаться с образом диснеевской русалочки. Веселой и жизнерадостной красавицы с рыбьим хвостом.
— Их там прилично, и болото они не создали, а соединили, как твой папа говорил и сильно увеличили, и не сразу, а за много лет. — степенно разъяснил Сивка.
— Жаль, что они унылые. — вздохнула Катя.
— Да не то чтобы унылые, а как это… А, меланхоличные. Такие возвышенно-печальные, грустные и утонченные. Ой, ну сложно с ними, очень. Скажешь им что-нибудь, самое простое, а они что-нибудь такое себе придумают, сначала расстроятся, потом расплачутся, потом обидятся, потом простят тебя, снизойдут, и опять расплачутся от своей тонкости и изящности. Ой, я даже купаться не хожу туда, где русалки есть. А то так зайдешь в воду, а потом три дня извиняться надо, правда, сам не понимаешь, за что извиняться-то??! Волк от них уже взвыл, русалки смотрят на него и рыдают. Вот чего рыдают-то? Он даже ничего такого не сказал. Жарусю увидели, опять рыдают. Наши уже сами чуть не рыдают. Кот пока держится. С трудом. Да Конек. Но, он с русалками принципиально не общается, даже не смотрит в их сторону.
Тут Катя представила эту картину, и ее осенило! Ну, точно, это же как Варвара из параллельного класса. Разговаривать с ней требовалось тихо и вежливо, так как она была чрезвычайно утонченная. Семья у нее была музыкальная. Папа играл на скрипке, мама на флейте, или наоборот, Катя не сумела уловить, дедушки и бабушки тоже играли на чем-то, а местами и пели, но не это так разрушительно на Варвару действовало. Скорее всего, так печально на нее повлияла кем-то внушенная уверенность в том, что она, Варвара очень изысканная, а все вокруг грубы и ее не достойны. Сама она не могла подойти и спросить, что задали, поболтать с мальчиками, для нее было непосильной задачей, потому что, все мальчишки разумеется, в нее были влюблены поголовно, а она не смела давать им надежду. Девочки ее тоже не устраивали, так как ей страшно завидовали, и строили жуткие козни, а она была выше всего этого. Разумеется, все это существовало только в ее воображении. Мальчики старались ее обходить, так как, несмотря на ее внешность, а она была красива, общаться с ней было нереально, она либо загадочно молчала и вздыхала, либо плакала. Либо уже начинала говорить, но так высокопарно, что лучше бы молчала. Девочки просто над ней смеялись. Катерине ее было очень жалко, но после пары попыток вернуть ее в реальный мир, Катя сдалась, и просто молча Варвару слушала. А Варвара уверилась, что Катерина более безобидна, чем остальные, хотя, конечно, тоже не достойна ее общества.
На место они прилетели уже утром. Солнце стояло довольно высоко, а они все летели и летели над болотом. Какое же оно разное! Все оттенки зелени, голубого и белого, блеск воды, бесконечные ленты рек, озера, разные, совсем разные, в лесах, и на ровном месте, окруженные мелким перелеском. Леса, где-то темные, густые, где-то прозрачные и легкие. Невероятное количество птиц, которые занимались своими важными весенними делами.
— Катя, прилетели, снижаемся, ты готова? — Сивка немного наклонил голову и земля начала приближаться. Точнее, не совсем земля. Огромное голубое озеро, нависшие над ним деревья, подступающий лес, и целое море мха. Сивка опустился на мох, как на облако, стука копыт совсем не было слышно. Катя посмотрела вниз и поняла, что место топкое, Сивка по щиколотку проваливается во влажный мох. Они выбрались повыше, земля стала суше, а над головой сомкнулись ветви елей.
— Сивка, а где все? — Катя вертела головой во все стороны, и, наконец, заметила яркий блеск Жаруси. Ей скрываться было не от кого, поэтому Жаруся светилась как новогодняя елка.
— Наконец-то, ну наконец-то! — немедленно затараторила Жаруся, увидев Сивку и Катю. — Нет сил, они рыдают, даже, когда смотрят на меня! НА МЕНЯ СМОТРЯТ И РЫДАЮТ!!! — возмущению красавица Птицы не было предела.
Рядом совершенно неслышно возник Волк, устало улыбнулся и прислонился к ближайшей елке. Кот лежал, свесив все лапы над ним. Длиннющий хвост бессильно свисал как тряпка. Один Конек был бодр и весел. Он ловко сшибал копытцем шишки и сам себя хвалил:
— Нечего, нечего их разглядывать! Вот послушали их рев, и все как выжатые, а мне все равно, я оказывается тут самый разумный.
Катя погладила Волка, удержалась от желания немного подразнить Кота, и пошла успокаивать Жарусю:
— Ну как ты не понимаешь. Они из-за тебя и рыдают! — cпокойно объяснила Катерина.
— ЧТО???? — от крика Жар-птицы хотелось заткнуть уши. Кот отшатнулся, его качнуло вправо, и он начал падать с ветки. Как ни странно, поймал его Конек. И бережно доставил вниз. Волк безразлично лег и прикрыл уши лапами.
— И нечего кричать! — строго заметила Катя. — Ладно, тут зеркала нет, но ты в воду на себя давно смотрела? Им как на тебя глядеть, и понимать, что с тобой они соперничать не могут?
Жаруся на выдохе остановила очередной пронзительный вопль и поперхнулась им. Волк с надеждой посмотрел на Катерину, а Кот с трудом поднял голову:
— Я тебя очень прошу, я больше не могу, я просто с ума от них схожу! Они смотрят и рыдают, молча. Как будто я их страшно чем-то оскорбил! Хорошо, говорить не могут почему-то, ладно, я пробовал предложить им написать, я знаю, есть там грамотные, а они обиделись еще больше! И везде, куда не фыркни, глаза из любой лужи с укоризной на тебя смотря и плааачут. Только утром и отдыхаем, они пока спят. А так сил нет! Волк от них уже воет. По-настоящему воет! Я уж и не помню, когда его так пробирало! Аж ёлки от воя гнутся! Конек только молодцом! Плевать он на них хотел с высокой елки! Главное что, как эти слезы видишь, сразу чувствуешь себя хуже некуда, вот во всем виноват, сразу и бесповоротно, хоть топись!
— Не-не-не, не надо топиться. — Катерина почему-то сразу почувствовала себя гораздо более уверенно. Она вспомнила, как она одна могла успокоить рыдания Варвары, и почему-то ее это воспоминание поддерживало.