— И тебе доброе утро, как говорит Катерина. — усмехнулся Волк. — А что вчера было?
— А она вроде изменилась как-то… — задумался Степан.
— Изменилась. Бывает, что человек должен победить себя. Это очень трудно. Вот, как видно, у неё вчера такое было. И получилось.
— А из-за чего?
— Не знаю. И вряд ли узнаю, пока сама не расскажет.
Степан хмыкнул. Сколько бы он не иронизировал о болтливых девчонках, из Катьки вытянуть что-то, если она сама не хотела говорить, было делом заведомо безнадежным.
Тем же утром, впрочем, ему повезло. Его всё больше раздражал Ивашка, и наблюдая, как тот идет к Катерине, что-то спросить, Степан вдруг понял, кто Катьку обидел, и из-за кого ей пришлось себя побеждать. Нет, она говорила как обычно, но не совсем. Интонация что ли другая. Нет, не то. Катя словно отгородилась от мальчишки непроницаемой стеной. А потом, уже поставив себе целью выяснить всё до конца, Степан услыхал, как рынды спорят, может ли быть такое, что этот Ивашка, новый сказочный герой, ведь всем известно, что любой Иван-дурак запросто может стать ого-го кем, одежду-то сказочница действительно ему подарила, да ещё какую! И осталось только посмотреть, возьмет ли она Ивашку на свадьбу, и если возьмет, то точно втюрилась, и дело решенное! Степан как раз дураком не был. Сложив все добытые факты, он обнаружил, что у него почему-то очень чешутся кулаки.
— Вот тварь-то! Небось, пустил слухи сам, специально, а Катька узнала. Еще бы, после такого с этим ещё и разговаривать себя заставить! Это же как себя победить надо! Пополам сломать! Но, мы люди простые, мы себя сдерживать не будем. — решил Степан, почему-то думая о себе во множественном числе. И обнаружив самодовольно ухмыляющегося Ивашку, лежащего под деревом на теплом тулупе, задерживаться с выполнением своего плана не стал, а прилично поколотил гаденыша. И объяснил по-русски просто и доходчиво, что если к нему хорошо относятся, то, во-первых, это означает, что ему попался хороший человек, во-вторых, хорошему человеку гадить в душу не надо, а в-третьих, что к сказочнице надо относиться с почтением, и лучше издалека.
— Понял? Или повторить? — Cтепан был грозен. Ивашка всхлипывал, вытирал разбитый нос и остро сожалел о том, что он вообще рот открыл, когда его спросили, как к нему сказочница относится. — Понял? Молодца! Вали отсюда подальше!
Катерина вскоре увидела и разбитую физиономию Ивашки, стремительно смывшегося на поварню, и разбитые косточки на руке у Степки. — Надо же. Догадался. Хорошо, что он, а не Волк. Иначе, плохо было бы дурачку. — подумала она, отправилась отнести Степану флакон с дубовой водой, руку полечить. — Вот уж кто глупости не начнет думать да болтать, так это он!
Глава 21. Первая сказка сказочницы
Свадьба дело хлопотное! А уж царская, тем более. Как правило, в Лукоморье это становилось почти стихийным бедствием. Запасы яств да пития превосходили всякое разумение. Гостей приглашали деревнями, столы строились, как иные городища! Катерина с возрастающим изумлением наблюдала за приготовлениями. Словосочетание «пир на весь мир» обретало новые краски и очертания. И запахи! Вкусные до невозможности! И звуки. От напева рожков и громких песен до заливистого лая ошалевших от наплыва людей собак.
— Я вот думаю, тут после свадьбы можно будет года два еду не готовить! — Степан висел в окне, наблюдая за возами с едой.
— Два не два, но пока все оклемаются, да протрезвеются, как раз хватит. — флегматично отозвался Волк. Он тоже сделал свои выводы из разбитого лица Ивашки и ссадин на руке Степана. И стал чуть охотнее отвечать на его вопросы. Самую малость. Чтобы не разбаловать мальчишку.
— А я вот думаю, Авдей-то где? Очень уж удобное время для нападения. — Степан покосился на Бурого.
— В правильном направлении думаешь. — одобрительно кивнул Волк. — Неподалеку Авдей.
— А Елисей знает?
— Знает, а как же! Подозреваю, что поэтому нас на свадьбу и уговорил остаться. Нет, это честь, конечно, сказочница на свадьбе, но думка про Авдея у него тоже была.
— А, на Катьку он не нападет ли? В конце концов именно она и есть причина всех его бед. — Степан увидел, что Волк доволен его словами.
— Напасть постарается.
— Так зачем же мы её подставлять будем? Как утку подсадную?
— Видишь ли Авдей загнан в угол. И поэтому особенно опасен. И напасть он может в любой момент. Сейчас мы к этому готовы, и можем Катерину защитить. А вот если это будет внезапно, и тогда, когда никто этого ожидать не будет… К тому же, может он вовсе и не на Катю будет нападать, а на брата. Тоже предусмотрено. — Волк обычно со Степаном не откровенничал, а тут вон сколько всего рассказал.
— Почему ты… Почему ты мне рассказываешь? Раньше ты только фыркал. — не выдержал любопытный Степан.
— А потому что ты дорос до того, что обнаружил причину Катиного расстройства. Причём сам. — традиционно фыркнул Волк, хлопнул Степана по плечу, отчего тот чуть не выпал из окна.
Прямо перед свадьбой, узнав о том, какого цвета будет платье невесты, Жаруся только ахнула:
— Нет-нет! Ни в коем случае! Какой красный!! С её волосами это невозможное сочетание! — Жаруся страшно сожалея о том, что лично этим заняться не может, через Катерину послала немыслимой красоты ярко-голубое платье, шитое серебром. Катерина послушно понесла свадебный подарок, пробившись через массу служанок, боярынь, княжон, чернавок, девочек на побегушках, чьих-то тетушек, сестер, кумушек и прочих обязательных участниц свадебной суеты. Развернула сверток, встряхнула на вытянутых руках платье, и все сначала замолчали, а потом загомонили ещё громче, что его непременно надо одеть и срочно! Василиса в новом платье сияла уже собственным светом. Катерина авторитетно отвергла все варианты украшений, кроме венчика с голубыми лалами, водруженного на огненные кудри невесты. На него накинули белоснежное прозрачное покрывало. И всем, даже самым бестолковым и болтливым стало понятно, что лучше ничего нет и быть не может.
Елисей не упал при виде невесты только потому, что его подпирали побратимы. Василиса плыла невесомая, под полупрозрачной белой дымкой покрывала, смягчающей яркость красок. Глядя на неё подобрели даже самые неприступные и важные бояре, которые не сильно-то были довольны таким выбором царевича.
В храме шло венчание, и Катерина, первый раз видевшая, как это происходит, радовалась за жениха и невесту и изо всех сил желала им счастья. Потом, народ начал выходить, и Катерину вынесла толпа. Катя, которой Василиса полночи накануне рассказывала, как её встретил Елисей, и как они полюбили друг друга, смотрела на празднично одетых, радостных людей на площади перед церковью, как вдруг почувствовала странный холодок у виска. Она вскинула голову и увидела как напротив на крыше дома застыл лучник, стрела на тетиве, и смотрит он как раз на неё, а увидев, что его заметили, он не стал медлить. Катерина успела только зажмуриться, как перед ней возник тяжеленный щит Емельяна, и стрела грохнула в него. Она выдохнула и тут же почувствовала ещё холодок уже сзади по шее. Резко обернулась. Стрела вонзилась в щит Гаврилы, который прикрывал ей спину. Катерина видела, как Бранко, возникнув на крыше каким-то невероятным прыжком, вышиб у второго лучника оружие, и скрутил его самого. Люди заорали, заметались, но непоколебимо стояли вооруженные побратимы и Елисева дружина. Когда Елисей и Василиса вышли из храма уже мужем и женой, с площади убрали все следы нападения, людей успокоили, но Катерина была как натянутая струна. Холодок, слабый, почти неосязаемый, не оставлял её. Бранко был рядом, Степан тоже был насторожен. Баюн что-то высматривал в толпе.