— Я этого не знал.
— Теперь знаешь. Уникальное на Земле. Или было уникальным.
Одно из существ зашвырнуло пурпурного кролика через гостиную, словно игрушка ему надоела. Кролик ударился о каминную плиту и упал у очага.
Мерлин бросил енота и побежал за кроликом.
Второе существо зашвырнуло утку в дальний угол комнаты.
Волкодав схватил кролика, бросил, метнулся за уткой.
Одно из животных взялось за диванную подушку, вероятно, хотело посмотреть, что под ней.
Второе заинтересовала Камми. Оно сползло на самый край дивана, наклонилось вперед, уставившись на женщину.
Зрачки по центру прекрасных золотистых глаз были не черные, а темно-медные.
Мерлин вернулся с уткой. Игрушка в его пасти дважды пискнула, но ни одно из существ не захотело поиграть.
— Мы должны дать им имена, — сказала Камми. — Без этого просто нельзя.
— Я не даю имя каждому животному в лесу.
— Они не в лесу. Они здесь.
— Возможно, ненадолго.
— Ты понимаешь, что происходит?
— Пытаюсь.
— Они въехали в дом.
— Дикие животные не могут просто «въехать».
— «Дикие» к ним не подходит. Ты сам говорил, что они почти ручные, словно чьи-то домашние любимцы.
— Да. Говорил. Ты думаешь, они — чьи-то домашние животные?
Камми покачала головой:
— Нет. Они не домашние животные. Но они — нечто.
— Мы не продвигаемся вперед. Вновь вернулись к идее «нечто».
Обнаружив, что ни один из его новых друзей не испытывает желания побегать с ним, Мерлин направился к Камми, по пути покусывая утку и заставляя ее пищать.
Она почесала ему голову, но не более того.
— Не сейчас, красавец ты мой.
Камми не могла оторвать глаз от животных. И чем больше смотрела на них, тем сильнее они интересовали ее.
Их ноздри часто подрагивали, тем самым предполагая, что в носовых каналах много кровеносных сосудов и нервных окончаний, как и в носах собак, и это указывало на острый нюх. Зубы у них были, как и у любого всеядного животного, вполне человеческие по форме, остроте, расположению. Несмотря на маскирующую шерсть, лицевые мускулы обеспечивали широкий диапазон выражений. Пальцы ног длиной превосходили человеческие, один, похоже, выполнял роль большого пальца руки, достаточно функциональный для того, чтобы они могли ловко лазать по деревьям.
С каждым новым открытием Камми все больше оживлялась. Идеи, вопросы, предположения, ведущие к новым вопросам, сплошным потоком струились в голове. Одна идея высекала искру другой, третьей, четвертой.
Камми указала на животное, которое теперь сидело на самом краешке дивана и пристально смотрело на нее.
— Она настолько таинственная, что я собираюсь назвать ее Тайной.
Поскольку половые органы полностью были скрыты шерстью и складками кожи, Грейди спросил:
— Откуда ты знаешь, что это самка?
— Только предполагаю. Но она чуть меньше другого. И хвост у нее не такой пушистый.
— Петух, конечно, выглядит ярче курицы, да?
— Это свойственно многим животным, но не всем. У золотистых ретриверов хвосты кобелей более пушистые, чем у сук.
Тайна соскользнула с дивана, на все четыре лапы (ноги и руки), склонила голову набок, продолжая изучать Камми.
Второе животное тут же переключилось на диванную подушку, на которой только что сидела Тайна, и подняло ее, чтобы посмотреть, что под ней.
— Ты думаешь, что тот, кто сейчас ищет завалившуюся мелочь, самец?
— Я в этом более чем уверена. Но имена иной раз дают одинаковые что самкам, что самцам. Я собираюсь назвать его Загадочным.
— Тайна и Загадочный. Полагаю, лучше, чем Эбб и Фло
[15]
.
— Суд должен запретить тебе давать клички животным.
— Я по-прежнему думаю, что Мерлину очень подошла бы кличка Говард.
— Но ты-то собирался назвать его Сосунком.
— Только для того, чтобы ты не возражала против Говарда.
Камми указала на самку:
— Тайна. Это ты. Но у каждой тайны есть разгадка. Вроде бы для того, чтобы подтвердить вывод, что
животные эти не дикие, что они знакомы с людьми, Тайна подбежала к скамейке для ног, забралась к Камми на колени и свернулась на них клубочком, словно
комнатная собачка, а не крупное, весом в пятьдесят фунтов, животное.
Смеясь, Камми погладила Тайну по шерсти и радостно вскрикнула, удивившись ее плотности и поразительной мягкости.
— Грейди, потрогай.
Он опустил руку на Тайну.
— Такая мягкая, как норка.
— Мягче норки, — не согласилась Камми. — Мягче горностая. Мягче чего бы то ни было.
Под ласковыми руками Камми Тайна замурлыкала от удовольствия.
— Посмотри на себя, — сказал Грейди. — Ты светишься.
— Я не свечусь, — запротестовала Камми.
— Никогда не видел, чтобы ты так светилась.
— Я не лампочка.
— Лицо у тебя — будто у святой на иконе.
— Я не святая.
— Но ты все равно светишься.
Глава 29
Случилось это после полудня, и остаток дня и вечер Том Биггер думал только об этом, прежде чем решил, что нужно делать.
Когда это произошло, он блевал в контейнер для мусора.
Практически бесшумно, без единого пронзительного крика, стая чаек возникла словно ниоткуда, крылья секли воздух над самой его головой. Он наклонился, повернулся, посмотрел вверх, на солнце, и этого хватило, чтобы вызвать головокружение и тошноту.
Контейнер для мусора стоял в шаге от него. Если бы не это, в таком состоянии он мог бы наблевать на свои ботинки. Такое с ним уже случалось.
Контейнер поставили на маленькой площадке отдыха у прибрежной автострады. Две бетонные скамьи позволяли полюбоваться океаном, залитым солнцем, и плавным изгибом береговой линии.
Иной раз, в дни, когда он выглядел более-менее пристойно, Том поднимался на площадку с берега, чтобы просить милостыню у туристов, которые останавливались на площадке, чтобы пообщаться с природой. Если он пытался просить милостыню, когда выглядел сущим оборванцем, туристы предпочитали не выходить из автомобилей.
Фамилия Биггер
[16]
больше подходила ему в молодости. В сорок восемь лет он весил футов на пятьдесят меньше, чем в те давние дни, хотя при росте в шесть футов и пять дюймов по-прежнему возвышался над большинством людей. Ширококостный, с запястьями, толстыми, как рукоятка топора, со здоровенными кулачищами, он мог уложить за землю любого, а лицо однозначно говорило о том, что с ним лучше не связываться.