— Не знаю, будут ли они меня слушаться, Перрин, — сказал Тэм. — Я всего лишь самый обычный фермер.
— Они охотно подчинялись тебе раньше.
— Так и было, пока мы шли через пустоши, — сказал Тэм. — Но рядом всегда был ты. Вот они и подчинялись мне из уважения к тебе. — Он потёр подбородок. — По тому, как ты бросаешь взгляды на север, чувствую, что ты здесь не задержишься.
— Я нужен Ранду, — тихо сказал Перрин. — Чтоб мне сгореть, Тэм, даже мысль о том, что я не смогу сражаться здесь с вами, в Андоре, мне ненавистна, но кто-то должен прикрыть Ранду спину и… и всё идёт к тому, что это буду я. Так или иначе, я это знаю.
Тэм кивнул.
— Мы просто пойдём к Арганде или Галленне и скажем им, что они в ответе за наших людей. В любом случае, большинство приказов исходит от королевы Илэйн и…
— Люди! — громко прокричал Перрин, глядя на строящихся солдат. Арганда советовался с Галленне. Они повернулись к Перрину, также как и стоявшие по соседству члены Волчьей Гвардии вместе с Галадом и его Белоплащниками. Юный Борнхальд рассматривал Перрина тёмными глазами. В последнее время этот малый становится всё более и более непредсказуемым. Хвала Свету за Галада, способного удержать его от бренди.
— Все ли вы признаёте мою власть, дарованную королевской властью Андора? — спросил Перрин.
— Разумеется, Лорд Златоокий, — отозвался Арганда, — Полагаю, что это всем ясно.
— Своей властью я объявляю Тэма ал’Тора лордом, — провозгласил Перрин. — Именем его сына, Дракона Возрождённого, я назначаю его наместником Двуречья. Он облекается всей полнотой моей власти, которая исходит от власти Дракона. Если я не переживу этой битвы, Тэм наследует мне.
Лагерь сначала затих, потом люди закивали, некоторые отсалютовали Тэму. Тот застонал так тихо, что Перрин засомневался — услышал ли кто-нибудь ещё этот стон.
— Отправлять тебя в Круг Женщин, чтобы поучить тебя уму-разуму, уже слишком поздно? — осведомился Тэм. — Тогда, может быть, шлёпнуть тебя по мягкому месту, да заставить потаскать недельку воду вдове ал’Тон?
— Прости, Тэм, — сказал Перрин. — Неалд, попробуй открыть врата в Чёрную Башню.
Юный Аша’ман сосредоточился.
— По-прежнему не получается, Лорд Златоокий.
Перрин покачал головой. О том, что на стороне Тени сражаются подопечные Чёрной Башни, он слышал из боевых донесений Лана. Там что-то случилось, что-то ужасное.
— Ладно, тогда назад, в Меррилор, — сказал Перрин.
Неалд кивнул и снова сконцентрировался.
Пока он был занят, Перрин повернулся к мужчинам.
— Невыносимо вас оставлять, но меня словно крючьями тянет на север. Я должен идти к Ранду. Без отговорок. Постараюсь вернуться назад. Если не смогу… Ладно, хочу, чтобы вы знали, что я горжусь вами. Всеми вами. Когда всё закончится — добро пожаловать в мой дом. Откроем бочонок или два лучшего бренди мастера ал’Вира. Вспомним тех, кто пал, и поведаем нашим детям, как мы выстояли, когда облака почернели, а мир умирал. Расскажем им, как мы стояли плечом к плечу, и не было между нами ни единой щёлочки, в которую могла бы просочиться Тень.
Он воздел перед ними Мах’аллейнир и стерпел, пока в ответ восторженно кричали. Не из-за собственных заслуг, а потому, что это заслужили они.
Неалд открыл врата. Перрин направился к ним, но остановился — его кто-то окликнул. Он нахмурился, увидев, что к нему спешит Дэйн Борнхальд.
Перрин настороженно положил руку на молот. Этот парень спас его жизнь от троллоков, а потом от своего же собрата-Белоплащника, но Перрин чувствовал его неприязнь. Возможно, он больше не винил Перрина в смерти своего отца, но это не значило, что Перрин ему нравился или, на худой конец, он примирился с ним.
— На одно слово, Айбара, — сказал Борнхальд, бросив взгляд в сторону стоявшего рядом Гаула. — Наедине.
Перрин махнул Гаулу, и айилец нехотя отошёл. Они с Борнхальдом отступили в сторону от открытых врат.
— Насчёт чего? Если это по поводу твоего отца…
— Свет, просто помолчи, — ответил Борнхальд, отводя взгляд: — Не хочу говорить об этом. Это просто невыносимо, но ты должен знать. Испепели меня Свет, ты должен всё узнать.
— Что узнать?
— Айбара, — сказал Борнхальд, набрав в грудь воздуха, — твою семью убили не троллоки.
Перрина как молотом ударило.
— Прости, — продолжил Борнхальд, не глядя на Перрина. — Это был Ордейт. Твой отец оскорбил его. И он разодрал всю семью на куски, а мы обвинили троллоков. Я не убивал их, но и не сказал ничего. Так много крови…
— Что? — Перрин схватил Белоплащника за плечо. — Но они сказали… Я думал…
Свет, он ведь уже сжился с этим!
Их взгляды встретились, и у Перрина в душе всё вновь всколыхнулось. Боль, ужас, боль потери, ярость. Борнхальд схватил Перрина за запястье и сдёрнул его руку со своего плеча.
— Знаю, неподходящее время, чтобы об этом рассказывать, — сказал Борнхальд. — Но я не мог держать это в тайне. Я только… Мы можем погибнуть. Свет, погибнуть может всё. Я должен был выговориться, всё рассказать.
Он отстранился и, опустив голову, направился к Белоплащникам. Перрин так и стоял один, а весь его мир рушился.
Но он постарался собрать его снова воедино. Он уже смирился с этим, он оплакал свою семью. Всё кончилось, всё прошло.
Он мог и должен был идти дальше. Свет, старая боль вернулась, но он заглушил её и посмотрел на врата. Ведущие к Ранду и к долгу.
У него было дело, которое необходимо выполнить. Но Ордейт… Падан Фейн… Это всего лишь ещё один пункт в списке ужасных преступлений этого человека. Перрин проследит, чтобы Падан Фейн заплатил за всё, так или иначе.
Он подошёл к вратам, собираясь переместиться и отыскать Ранда, но тут к нему присоединился Гаул.
— Я направляюсь туда, друг мой, куда тебе путь заказан, — мягко сказал Перрин, подпитываемый свой болью. — Мне жаль.
— Ты отправляешься в сон внутри сна, — ответил Гаул, и зевнул. — Похоже, я устал.
— Но…
— Я иду, Перрин Айбара. Если хочешь оставить меня здесь, то лучше убей.
Перрин не посмел настаивать и кивнул.
Он обернулся, ещё раз воздел молот. И мельком кое-что уловил во вратах, ведущих в Майен — Грейди всё ещё держал их открытыми. Две фигуры в белых одеяниях наблюдали оттуда за Гаулом. Он поднял копьё в их сторону. Что же чувствуют они, эти две воительницы, оказавшись не у дел во время Последней Битвы? Может быть, Ранду всё же стоило попытаться освободить гай’шайн от их обетов на несколько недель?
И, вероятно, восстановить против себя каждого айильца. Свет, защити мокроземца, дерзнувшего вмешаться в джи-и-тох.