Увидев приближающегося к ней Джо, Лиза отняла руки от головы и раскрыла ладони. Ее пальцы были красными; они мокро блестели, как розовые лепестки в росе, и с них что-то капало на пол. Губы Лизы приоткрылись, и неистовый, дикий, уже почти нечеловеческий крик, в котором было гораздо больше отчаяния и муки, чем в любых словах, ударил даже не в уши, а прямо в грудь Джо.
На полу возле разделочного стола лежала, свернувшись в комок, Джорджина Дельман, однако в этой позе неродившегося младенца было нечто такое, что заставляло думать не о страхе перед жизнью, а о готовности сдаться смерти и вернуться в небытие. Руки ее все еще сжимали рукоять ножа, который, словно стальная пуповина, приковал Джорджину к миру мертвых, губы все еще были широко раскрыты в крике, который она так и не издала, а в потускневших, утративших глубину глазах все еще стояли слезы.
Резкий запах свежей крови потряс Джо до такой степени, что он снова почувствовал, как земля уходит у него из-под ног и он начинает проваливаться в пустоту, однако на этот раз ему удалось огромным усилием воли одолеть приступ. Джо слишком хорошо понимал, что стоит ему поддаться слабости, и он уже не сможет помочь ни Лизе, ни себе.
Отвернуться от сжавшегося в комок тела ему не стоило почти никакого труда; много труднее оказалось отступить от края обрыва и не дать себе сорваться в пропасть, в которой растворились бы и здравый смысл, и все его чувства, кроме одного…
Джо шагнул к Лизе, чтобы обнять ее за плечи, утешить, увести ее отсюда, но она уже стояла к нему спиной. Хрустнуло, звякнуло стекло, и Джо нервно вздрогнул, поскольку ему показалось, что кто-то пытается вломиться в кухню через окно.
Но это разбилось не окно, а стекла двух масляных ламп, которые Лиза схватила за суживающиеся верхние части, словно это были бутылки. Прежде чем Джо успел ей помешать, она ударила их друг об друга, и из ламп брызнуло во все стороны горящее масло.
Вязкие огненные капли растекались по столешнице и соединялись в небольшие озера, подбираясь к краю стола.
Джо схватил Лизу сзади и попытался оттащить от разгорающегося пламени, но она с неожиданной силой вырвалась и схватила третью лампу.
– Лиза! Нет!!!
Вспыхнул лежащий на столе снимок могилы Анжелы Дельман, и Джо увидел, как мрамор и бронза памятника корчатся в огне, точно сухие листья.
Лиза осторожно сняла с лампы стекло и наклонила ее так, что масло с плавающим в нем горящим фитилем потекло ей прямо на платье.
Джо стоял неподвижно. Ужас парализовал его.
Масло окатило Лизу от груди до ног, но горящий фитиль отскочил от лифа ее платья и, скользнув по талии, погас в складках юбки.
Горящее масло с шипением и треском закапало со стола на пол.
Джо слегка пришел в себя и снова потянулся к Лизе, но она оттолкнула его и, наклонившись вперед, набрала полные пригоршни жидкого огня. Выпрямляясь, Лиза резким движением плеснула пламя себе на грудь. Пропитанный маслом перед ее платья моментально вспыхнул, огонь с ревом рванулся к потолку, и в этом шуме потонул отчаянный крик Джо, который едва успел отдернуть руки.
– Нет!!!
Лиза не кричала, хотя Джо слышал, что на гибель подруги она сумела отреагировать. Теперь она даже не стонала и не всхлипывала. С абсолютным, ледяным спокойствием она подняла вверх ладони, в каждой из которых было по огненному шару, и на мгновение стала похожа на древнюю богиню охоты Диану с огненными лунами в руках. Потом Джо увидел, как Лиза прижала огонь к лицу и к волосам.
Не выдержав, он попятился от охваченной огнем фигуры. Кошмарное зрелище опалило ему самую душу, и Джо бежал от жуткого запаха горелого мяса, бежал от нераскрытой тайны, на которую он возлагал такие надежды, но на втором же шаге налетел на какой-то шкафчик и остановился.
Лиза каким-то чудом все еще держалась на ногах и была совершенно спокойна, словно стояла под теплым летним дождем. Охватившее ее пламя отражалось в каждой из секций террасного окна, и от этого в кухне стало светло, как в доменной печи. Джо увидел, как Лиза медленно поворачивается к нему, словно для того, чтобы взглянуть на него сквозь закрывавшую ее лицо огненную вуаль, но, к счастью для себя, он не смог рассмотреть ее лица.
Страх продолжал сковывать его по рукам и ногам, но какое-то шестое чувство подсказало Джо, что следующим должен погибнуть он, и не от огня, который уже вовсю плясал по кленовому паркету под его ногами, а от своей собственной руки. Джо был почему-то уверен, что его смерть также должна быть обставлена достаточно экстравагантно и принадлежать к тому же ряду, что и харакири, самосожжение и выстрел из ружья в рот. Микроб самоубийства еще не проник в него, но Джо не сомневаются, что и он не избежит этой странной болезни и что она поразит его в тот самый момент, когда мертвая Лиза рухнет на пол рядом со своей подругой. Все это Джо понимал, но по-прежнему не мог сдвинуться с места. Его ноги словно приросли к полу.
Лиза, оказавшаяся уже в самом центре вращающеюся огненного вихря, отбрасывала во все стороны пляшущие блики пламени и фантастические тени, которые метались по стенам и посуде, карабкались по полкам и кишели под потолком. Некоторые были тени как тени, но другие представляли собой крупные хлопья жирной и черной сажи.
Пронзительный визг кухонной пожарной сигнализации сломал его оцепенение и вывел Джо из ступора. Очнувшись, он побежал прочь из этого огненного ада, населенного сажевыми фантомами и серыми призраками теней, а вслед ему смотрели со стен безгубые и безглазые лики медных сковородок, горевших оранжевым огнем, и стреляли острыми розовыми стрелами хрустальные бокалы с виком.
Протаранив кухонную дверь, Джо помчался по коридору и выбежал в прихожую. Все это время его не оставляло чувство, что за ним по пятам летит, мчится что-то гораздо более опасное, чем огонь и сигналы пожарной тревоги, как будто какой-то невидимый убийца все время оставался в кухне и теперь гнался за последней, ускользающей от него жертвой, чтобы умертвить ее каким-нибудь изысканным способом. Хватаясь за ручку входной двери, Джо был почти готов к тому, что ему на плечо вот-вот опустится чья-то тяжелая рука – опустится, развернет и поставит лицом к лицу с улыбающимся убийцей.
Но сзади его настигли не чужая рука и даже не порыв раскаленного воздуха, а какое-то шипящее, холодное дыхание, от которое волосы на затылке Джо встали дыбом. В следующее мгновение он почувствовал, как темнеет в глазах, а позвоночник пронзает словно тонкой ледяной иглой.
В панике Джо даже не понял, как открыл дверь, как выскочил из дома и сбежал с крыльца, стараясь избавиться от ощущения холода, оставить его позади. В себя он пришел только на каменной дорожке между невысокими живыми изгородями, по которой бежал с резвостью вспугнутого зайца, но только у магнолий, из глянцевитой листвы которых выглядывали крупные цветы, похожие на розовые лица крошечных обезьян, Джо позволил себе обернуться. Никто и ничто его не преследовало.
Улица, на которой он оказался, была пустынна и тиха, если не считать приглушенного завывания пожарных сирен, доносившегося из дома Дельманов. Ни машин, ни людей, вышедших полюбоваться поздним августовским вечером, поблизости не оказалось. Жители ближайших домов тоже еще не успели всполошиться, возможно, потому, что в этом районе Хенкок-парка земельные участки были достаточно большими, а дома – весьма дорогими, массивными, с толстыми многослойными стенами, сквозь которые не проникали ни жар, ни холод, ни шум, ни крики, ни пронзительное верещание пожарной тревоги. Даже одиночный выстрел мог быть воспринят здесь как хлопок дверцы автомобиля или выхлоп припозднившегося грузовика.