– Это не так важно, милый. Все уже в прошлом. Мешали… Докторишка тут один подвернулся под горячую руку. Просто достал, гад! Я ему пишу, звоню, шантажирую. А он платить ни в какую не желает. А мне деньги нужны. Много!
– Зачем?
– Чтобы уехать, начать все с чистого листа. Чистого-чистого. Безупречного-безупречного.
Агата увидела, как Маша салфеткой осторожно вытирает рот и отодвигает тарелку.
– Я ухожу, Рома. Оплатишь?
– Да.
Агата отметила, как странно неловко Рома полез за бумажником в карман пиджака, который висел на спинке стула. Подозвал вялым взмахом правой руки официанта. Маша уже поднялась с места и стояла, наблюдая. Когда официант отошел, она вдруг наклонилась к Роме, звонко поцеловала его в щеку и со смешком произнесла:
– И да, забыла добавить, что после моего несговорчивого доктора будет еще одна жертва. Только одна! Это ты, дорогой. Это цена моего откровения. Кстати, как тебе вино? Не показалось излишне горьким?..
Глава 32
Сергей рассеянно наблюдал за мамашами с маленькими детьми, резвившимися на детской площадке в парке. Весна наконец-то вытеснила промозглость, подсушила дороги, тряхнула проклюнувшейся листвой. Сегодняшний день выдался особенно теплым. И добрым на хорошие новости. Только что звонила из больницы Агата. Роман наконец-то пришел в себя, и его жизни ничто уже не угрожает.
– Доктор сказал, что даже обойдется без последствий. Организм молодой. Крепкий. Все вынесет.
– И даже тебя? – пошутил Илюшин.
– Да иди ты! – Она неожиданно всхлипнула. – Я так за него перепугалась! Виновата перед ним ужасно. Не надо было ему позволять…
– Он мужчина, Агата, – перебил ее Сергей. – И сам принимает решения. Запомни, если хочешь с ним остаться.
– А ты сейчас где? – тут же перевела она разговор.
Слушать нравоучения она не желала ни в коем случае.
– Я в парке. Жду Сашу. Она вот-вот подойдет.
– Вы пара? – изумилась Агата. – Я что-то пропустила, пока Рома лечился и шло следствие?
– Нет. Мы не пара. Просто она хотела поговорить. Просила все рассказать. Все, как было.
– Про Машу, Ингу и Женю? Про их махинации в банке? Она же догадывалась. Сама рассказала, что начала прозревать. Маша потому ее и подставила, что Саша начала ей задавать неудобные вопросы.
– Хочет подробностей. И про Настю тоже.
– Архипова созналась?
– Что угостила ее специальным коктейлем? Да. Но уверяет, что не собиралась убивать Настю. Просто хотела вывести ее из строя на какое-то время, чтобы не мешала заработкам. История отравления Инги ее лишь подстегнула. Она решила, что подозрений на нее не падет. Все слепят в одну историю. А тут еще коллеги к Насте пришли так кстати. Она в тот вечер и намешала лекарств ей в коктейль, которым угощала почти каждый день. Архипову ждет суд…
Саша пришла через десять минут. Посвежевшая, отдохнувшая после отпуска, в который отправили весь персонал банка.
– Меня оставляют, Сергей. Только что от руководства. Считают честным сотрудником.
– Рад… Очень рад. – Он сощурился от яркого солнца. – Но во многом вы, Александра, заблуждались. Например, о Жене думали как о карьеристе. А он был просто мошенником. И не самым главным.
– Да… Тут и не понять, кто из них был главнее: Инга или Маша! Инга придумала схему обмана. Маша пошла дальше: начала устранять неугодных. Своего любовника она тоже убила?
– Вениамина Кожетева? Она… Уже созналась в непреднамеренном убийстве. В состоянии аффекта, утверждает. Психанула, когда он на стоянке за баром высмеял шантажиста. А потом и вовсе догадался, что это ее рук дело, и высмеял вдвойне. Она достала домкрат из машины, которую одолжила у своего дяди, – ее-то уже была разбита в пух и прах, – и ударила им доктора по голове. То ли не рассчитала удара, то ли доктор оказался так слаб, но он умер. И этот эпизод ей будет, скорее всего, вменен как непреднамеренное убийство. А вот отравление Голубевой Инги, Жени в больнице и покушение на убийство Романа – это уже серьезно. Может сесть пожизненно.
– А факт мошенничества в банке? И со мной? Как со мной она обошлась? – Губы Саши гневно дернулись. – Гадина!
– За все будет отвечать. За все! К слову, ее дядя – Владимир Грехов – в прошлом достаточно известный психиатр, валит ее по полной программе. Утверждает, что именно Маша поспособствовала тому, чтобы Инга глотала таблетки сверх всякой нормы. Убеждала ее, что вреда не будет.
– У Инги своя голова была на плечах, – возмутилась Саша. – С такими преступными замыслами. Никогда бы не подумала. Никогда!
– Она очень любила мужчин. Хотела производить на них впечатление. С годами становилось все труднее это делать. Приходилось дарить им подарки. Вывозить на отдых. Некоторым, как Хорькову, это нравилось. Кому-то, возможно, тоже. До тех пор, пока она не принималась давить на них и требовать стать отцом ее ребенка.
– Безумие полное!
– Согласен.
Они помолчали, с интересом следя за игрой на детской площадке, которую устроили детям мамы. Потом Саша вздохнула.
– Хотя, может, не такое уж и безумие. Возможно, Инга устала от обмана. Захотелось чистоты и невинности рядом. А ребенок – это как раз чисто и невинно. – Она запнулась и проговорила с грустью: – Настю жалко. Как вы справляетесь, Сергей?
– С трудом, – честно признался он. – Если бы не Лизка, уехал бы, наверное, куда-нибудь подальше.
– Собака теперь с вами? – изумилась девушка.
– Да. Сестра Насти оформила все документы. Я теперь владелец на законном основании. Этого Архипова мне особенно не может простить. Не того, что привлек ее к ответственности за содеянное против Насти, а за…
Он запнулся. Глянул на часы и вспомнил, что должен срочно возвращаться домой. Он обещал Лизке пораньше вернуться. И хотел ей купить любимого корма. Надо было спешить, а то дружище обидится и просидит в углу весь вечер, не поворачивая головы в его сторону. Единственное, что способно было отвлечь Лизку от обиды, это разговоры о Насте.
О ней она слушала не уставая. А он не уставая говорил, и ему становилось немного легче. Тоска отступала, и в хорошее будущее понемногу верилось.
– Вы сейчас куда, Сергей? – спросила Саша, когда они одновременно поднялись со скамейки.
– За кормом и домой. Лизка ждет.
– А можно мне с вами? – Саша неуверенно улыбнулась. – И погуляли бы потом с ней вместе. Мне совершенно нечем себя занять сегодня.
– Хорошо. Идемте, Саша. Но учтите, лишнего при ней говорить точно нельзя. Это самая умная собака на свете. Она все понимает. И очень грустит. А зло чует за версту.
Они шли по парковой аллее, сопровождаемые птичьим гомоном и шелестом веток пробудившихся к жизни деревьев. Они не говорили, но, как ни странно, не испытывали неловкости. Их молчание было комфортным. Оно было красноречивым.