Расскажу об этой женщине подробнее – не потому, что она как-то выделялась среди других террористов, а, наоборот, потому что это очень типичная судьба.
Зинаида Коноплянникова начинала сельской учительницей, хотела «вести детей к свету». Помимо уроков вела с ними беседы, устраивала спектакли. «Условия здесь были таковы, – рассказывала она. – Перед школой жил жандарм, позади школы урядник, на соседней горе поп, рядом с ним псаломщик, и все четверо писали на меня доносы». Учительницу арестовали за «подрывную пропаганду». Она посидела в тюрьме, попала под надзор полиции. Ушла в подполье, стала членом Летучего боевого отряда. Генерала Мина она застрелила «как убийцу невинных, кровью которых орошены улицы Москвы». На суде – скором и безжалостном – произнесла историческую фразу о том, что ответом на «белый террор» будет «красный террор». (В 1918 году эту формулировку вспомнят и применят в промышленных масштабах большевики.)
28-летняя Коноплянникова стала первой за четверть века, после Софьи Перовской, женщиной, казненной в России. Но не последней.
Двенадцатого августа произошел самый главный теракт года. Эсеры-максималисты устроили взрыв огромной силы на даче Столыпина. Акция была с точки зрения революционеров неудачной – глава правительства почти не пострадал, но погибли 32 человека и несколько десятков, в том числе дети Столыпина, получили ранения. Постановление о военно-полевых судах было прямым следствием этого чудовищного преступления, устроители которого обошлись с посторонними людьми, оказавшимися в резиденции, по принципу «лес рубят – щепки летят». Среди погибших были маленький ребенок и женщина на восьмом месяце беременности.
Зинаида Коноплянникова
Разгул насилия обесценил жизнь отдельного человека. В свое время Иван Каляев не кинул бомбу в экипаж Сергея Александровича, потому что рядом с великим князем были жена и мальчики-племянники. За миновавшие с тех пор полтора года градус ожесточения невероятно поднялся. Невинные жертвы стали считаться «побочным ущербом» – совсем как у современных террористов.
В ноябре примененный в Закавказье принцип «разделяй и властвуй» в очередной раз ударил по тем, кто опрометчиво запустил механизм армяно-азербайджанской вражды. Непосредственный инициатор первой «резни», бакинский губернатор князь Накашидзе, был убит еще в 1905 году армянским боевиком. Теперь члены азербайджанской боевой организации «Дифаи» застрелили генерал-губернатора Голощапова, устроившего карательную акцию в Карабахе.
Взрыв на даче Столыпина
Убийство прокурора Павлова. И. Сакуров
В последний месяц года лишились жизни еще три крупных чиновника.
Девятого декабря 20-летний боевик Ильинский убил одного из старейших и влиятельнейших деятелей «реакционного» лагеря графа Алексея Игнатьева, тверского генерал-губернатора.
Двадцать первого декабря член «Боевой организации» Кудрявцев на глазах у многочисленных свидетелей застрелил столичного градоначальника фон дер Лауница, на которого покушались и прежде.
Двадцать седьмого декабря был убит главный военный прокурор Павлов, которого называли «вешателем», поскольку он был непосредственным создателем закона о военно-полевых судах. Генерал знал, что на него охотятся революционеры, и не выходил за пределы стен Главного военного суда, где у него имелась служебная квартира. Эсер Егоров проник во внутренний сад, переодевшись в военную форму, и застрелил прокурора, когда тот прогуливал своих трех пуделей. Финальный аккорд кровавого года прозвучал особенно зловеще – как знак того, что враги революции нигде не укроются от возмездия. Террористы казались вездесущими и всемогущими (даже чинам Охранки, которая держала на жаловании главу «Боевой организации» Азефа).
Всего за этот страшный год террористы убили и ранили более полутора тысяч государственных служащих. В отместку скорый столыпинский суд повесил и расстрелял почти шестьсот человек.
Тысяча девятьсот седьмой год
В мире ничего грозного не происходило – наоборот, летом в Гааге состоялась вторая мирная конференция, на которой звучали всякие прекраснодушные декларации, но в России по-прежнему стреляли, взрывали, вешали, бастовали и разгоняли забастовки.
Количество жертв террора было не меньше, чем в 1906 году, а повешенных вдвое больше, но из высшего эшелона власти никто не пострадал – радениями Азефа, на которого буквально молилось полицейское начальство.
Зато террор пошел вширь и вниз, теперь направленный главным образом против местных чиновников и стражей порядка. Контролировать эту партизанскую войну было невозможно – «Боевая Организация» к ней отношения не имела.
Две попытки убийства государственных людей первого уровня были неудачны. В Москве член «Б.О.» Севастьянова бросила бомбу в генерал-губернатора Гершельмана, но только сама себя покалечила. Идея поручить бомбометание, требующее изрядной физической силы, «согбенной, худенькой» Севастьяновой (так ее описывает соратница), принадлежала Азефу. С огнестрельным оружием женщины-террористки управлялись лучше.
Второе громкое покушение – на отставника Витте – вообще организовали не революционеры, а черносотенцы, плохо владевшие динамитным ремеслом (их бомбы не взорвались).
Опишу два самых впечатляющих эпизода террористической «кампании» 1907 года.
Совершенно кинематографическая история произошла в Пензе, где Анатолий Гитерман возле городского театра убил губернатора Александровского.
Вот как описывает это событие И. Кошко, назначенный губернатором на смену убитому: «Только что Александровский вышел на подъезд, к нему из толпы в театре подбежал какой-то молодой человек и выстрелил в голову, убив наповал, так что он не успел даже и вскрикнуть. Помощник полицмейстера Зорин и старший городовой бросились задержать преступника, он того и другого тут же поочередно застрелил и сам устремился на сцену, ища там выхода для артистов. Режиссер труппы [на самом деле декоратор. – Б.А.], … вздумал преградить ему дорогу, преступник его застрелил, но видя приближающуюся за собой погоню, бросился в первую попавшуюся уборную артистов и притаился за печкой. Когда преследующие его нашли и ворвались в эту уборную, он выстрелил в себя».