До рая подать рукой - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 115

Ответа не последовало, и Микки вошла в дом.

Подумала о том, что это ловушка. Она сомневалась, что Мэддок затаился в тишине и темноте, чтобы огреть ее молотком по голове. Но она, безусловно, вошла без спроса в чужой дом, и ее могли обвинить в воровстве, если бы полиция, вызванная Мэддоком, неожиданно подъехала и обнаружила ее в чужом трейлере. Поскольку одна судимость у нее была, за второй дело бы не стало.

Перестав притворяться, что она ищет кого-то еще, а не девочку, теперь она позвала Лайлани и, нервничая, двинулась дальше. Грязные шторы, ободранная мебель, вытертый ковер впитывали ее голос столь же эффективно, что и задрапированные стены и бархатная обивка мебели похоронного бюро. С каждым шагом пространство вокруг нее сжималось, вызывая приступ клаустрофобии.

Сдающиеся в аренду трейлеры с обстановкой находились на самом краю финансового спектра. И на неделю их зачастую снимают жильцы, которые с большим трудом наскребают деньги, чтобы в пятницу внести требуемую сумму. Соответственно, и мебель в таких трейлерах дышала на ладан, а жильцы никогда и ничем не украшали свой временный дом, ни сувенирами, ни безделушками, ни дешевенькими, в десять долларов, настенными репродукциями.

В кухне и гостиной Микки не увидела ничего такого, что принадлежало Мэддокам и указывало бы на то, что они здесь жили. Рожденный в богатстве, привыкший к хорошим вещам, доктор Дум мог бы заплатить за президентский люкс в отеле «Риц-Карлтон», однако предпочел подобные «апартаменты». Тот факт, что он арендовал трейлер на неделю, называя себя Джорданом Бэнксом, не просто доказывал, что в эти дни он старался не высовываться, но свидетельствовал о его стремлении оставить как можно меньше, а то и вообще никаких доказательств того, что он путешествовал в компании Лайлани и ее матери, чтобы в будущем, когда их пути разойдутся, никто и ничто не могло бы связать их воедино.

Жалкое жилище, пренебрежение к условиям жизни жены, когда не составляло труда значительно их улучшить, однозначно указывали, что причины, по которым Престон Мэддок женился на Синсемилле, не имели ничего общего с любовью или с желанием иметь свою семью. Что побудило его жениться, оставалось загадкой, и, возможно, в своих предположениях Лайлани и близко не подходила к истинным мотивам этого.

Поход в спальни и ванную требовал больше смелости, а может, глупости, чем для того, чтобы войти через дверь черного хода. Ночных теней, спрятавшихся от зари, затаившихся по углам, дожидаясь заката, который вновь отдаст им весь мир, в этих помещениях было больше, чем в первых двух. И хотя она везде зажигала лампы, они, казалось, боялись теней, освещая только маленький пятачок под собой.

В ванной не обнаружилось ни зубных щеток, ни бритвенных принадлежностей, ни пузырьков с лекарствами, ничего такого, что могло бы говорить о присутствии жильцов.

В меньшей из спален она нашла пустой шкаф, пустые ящики комода и тумбочки, смятые простыни на кровати.

В большой спальне дверцы шкафа оставили открытыми. На перекладине висели пустые вешалки.

А вот на полу, напротив двери, стояла бутылка лимонной водки. Полная. Закупоренная.

Как только бутылка попалась на глаза Микки, ее начало колотить, и отнюдь не от желания выпить.

Увидев оставленный Лайлани подарок, Мэддок каким-то образом догадался, что Микки обязательно придет сюда. И умышленно не запер дверь черного хода.

Должно быть, он специально съездил в работавший круглосуточно супермаркет, чтобы купить эту бутылку, в полной уверенности, что Микки обязательно заглянет во все комнаты. Этот насмешник даже не поленился прикрепить наклейку-бантик к горлышку бутылки.

Короткого разговора с ней, нескольких минут, проведенных в ее спальне, Мэддоку вполне хватило, чтобы понять, с кем он имеет дело.

Обдумывая проницательность Мэддока, Микки пришла к выводу, что перед ней Голиаф, против которого бессильна и праща. Дрожь, начавшаяся при виде бутылки, усилилась, когда она вспомнила, что сейчас Лайлани едет с этим человеком в одном доме на колесах, едет навстречу смерти, которую назовут исцелением, едет к безымянной могиле, в которой будет гнить ее тельце, даже если душа поднимется к звездам. И ей не смогут помочь ни правоохранительные органы, ни надежда.

Оставляя бутылку, Мэддок как бы говорил Микки, что он не испытывает страха перед нею, что полагает ее слабой, неудачливой, абсолютно предсказуемой. Определив Микки в потенциальные самоубийцы и назначив себя ее советником в этом деликатном деле, он пребывал в убеждении, что ей не требуется особой помощи, чтобы пойти в направлении, указываемом бутылкой, и уничтожить себя, пусть на это уйдут и годы.

Она покинула трейлер, не прикоснувшись к бутылке.

Снаружи слишком яркое утро слепило глаза, острое, как горе, и все в этот августовский день выглядело резким, хрупким, ломким, все, от фарфорового неба до земли под ногами, которая могла разверзнуться от грядущего землетрясения. Почему нет? Дайте только время, уйдет все, и небо, и земля, и зажатые между ними люди. Она не испытывала страха перед смертью, для встречи с которой родилась, но теперь, чего раньше с ней не случалось, боялась, что эта встреча состоится до того, как ей удастся выполнить задание, ради которого и появилась на этой земле, ради которого – она поняла это сейчас – и все остальные увидели этот свет: привнести надежду, веру и любовь в жизни других.

Все то, чему не научили ее двадцать восемь лет страданий, чему она упрямо отказывалась учиться, несмотря на тяжелейшие удары судьбы, открылось ей менее чем за три дня общения с девочкой-калекой, учение которой зиждилось на двух столпах: радости, неугасимой радости, которую вызывал у нее мир, сотворенный Господом, и вере, непоколебимой вере, что ее жизнь, пусть и хаотичная, тем не менее имела смысл и цель, даже если видеть их могли далеко не все. Урок, полученный Микки от опасного юного мутанта, ясный и простой, теперь, когда она стояла на бурой земле, где не столь уж давно Синсемилла танцевала с луной, потряс ее до глубины души: никому из нас не спасти себя, все мы – инструмент в спасении других, и единственно надеждой, которую мы даем другим, нам удастся поднять себя из темноты к свету.

Тетя Джен, в пижаме и шлепанцах, стояла во дворе. Она нашла прощальные розы.

Микки побежала к ней.

Развязывая зеленую ленту, освобождая одну из белых роз, Дженева исколола руки шипами. Капельки крови сливались друг с другом. Но она этого не замечала, и боль, отразившуюся на ее лице, вызвали не раны, а смысл послания Лайлани, который не укрылся от нее, как не укрылся он и от Микки.

Когда их взгляды встретились, им пришлось тут же отвести глаза, тетя Джен посмотрела на розовый куст, Микки – на пролом в заборе, потом на зеленую ленту, зеленое на зелени травы, наконец на свои трясущиеся руки.

Дар речи вернулся к ней быстрее, чем она ожидала.

– Как называется это место?

– Какое место? – переспросила тетя Джен.

– В Айдахо. Где человек заявил, что его излечили инопланетяне.