– Это Кеннет Блендуэлл.
– Внук?
– Да.
В этот самый момент, будто он подслушивал разговор, несмотря на расстояние в двести ярдов, разделявшее их, и непрерывный рев моторов "Леди Джейн", молодой человек поднял к глазам бинокль, чтобы получше разглядеть катер. На линзах бинокля сверкало солнце.
Смутившись, Соня быстро отвернулась.
– Ублюдок, – с чувством рявкнул Билл Петерсон, как будто думал, что Блендуэлл действительно их слышит.
– Собственно говоря, – заметила Соня, – здесь шпионим именно мы. Полагаю, у него есть вполне законное право стоять на своем собственном причале и смотреть, кто проплывает мимо.
– Он уже знает, кто мы такие, – ответил Петерсон.
– Меня он не знает.
– Теперь уже знает.
Петерсон ускорил ход, заставив маленький катерок развить всю доступную ему скорость, постепенно выходя в открытое море; однако песчаные мели не давали ему возможности окончательно исчезнуть из вида, как он, возможно, хотел.
Когда они достигли дальней границы белейшего песка, усыпавшего бухту, которая должна была скрыть катер от глаз Блендуэлла, Соня украдкой бросила быстрый прощальный взгляд на таинственного соседа.
Издали возникало ощущение, что линзы его бинокля нацелены прямо в глаза девушки. В результате ей показалось, что их разделяет всего несколько дюймов, как будто они вместе стояли на причале. Их глаза застыли в необъяснимом, гипнотическом трансе, не в силах оторваться друг от друга.
Вздымающийся ввысь холм и пышная группа сосен скрыли Соню от неподвижного взгляда Кеннета Блендуэлла; она резко очнулась, как ребенок, сбросивший с себя дремоту, чувствуя себя при этом неуютно, испуганной тем, что на нее нашло.
– Это его мать отправили в... в сумасшедший дом? – спросила она Билла Петерсона.
– Да. И если вас интересует мое мнение, то, по-моему, безумие перешло от матери по наследству к сыну.
– Почему вы так говорите?
Петерсон нахмурился, глядя на ярко-синее море с подветренной стороны от Дистингью, но не слишком сильные волны были причиной такой перемены. Он сказал:
– Это трудно объяснить. Такое чувство... не знаю, чем это объяснить... что он только с виду человек, что внутри у него абсолютно пусто.
– Понимаю.
Она повернулась к прекрасному берегу и больше не задавала вопросов. Девушке не хотелось слышать никаких ответов, ничего больше до тех пор, пока не удастся немного прийти в себя.
* * *
Позднее тем же утром, когда они плавали на виду "Морского стража", поставив катер на якорь, Соня испытала сразу два противоположных чувства, вызванные новым окружением: радость и ужасное предчувствие беды.
Радость вызвало просто купание в колышущейся, пузырящейся, блестящей сине-зеленой воде Карибского моря, горячие лучи солнца, высокое, огромное и неправдоподобно синее небо и чайки, кружившие высоко в небе, словно наблюдающие за счастливыми людьми. Петерсон завел "Леди Джейн" внутрь кораллового рифа в форме полукруга, с направленной в сторону берега открытой частью. Этот барьер образовывал волнолом, отсекавший волны и оставлявший только нежную рябь, в которую с удовольствием погрузилась Соня. Она лежала на спине, слегка пошевеливая руками, чтобы держаться на плаву, то погружаясь, то всплывая, покачиваясь в такт движению моря. Билл плавал неподалеку, уже покрытый бронзовым загаром, но все еще продолжавший загорать, невероятно красивый, веселый и живой – просто превосходный образец мужчины для такого дня и такого места, как это. Все было как в кино.
Потом пришел страх.
Что-то скользнуло по ноге Сони, заставив неожиданно громко взвизгнуть и с головой уйти под воду; она погрузилась, взмахнула руками и снова поднялась на поверхность.
– В чем дело? – спросил Петерсон.
– Думаю, это рыба, – ответила Соня, – она дотронулась до меня, а я не ждала ничего подобного.
Он внимательно осматривал воду, как будто мог заглянуть под сверкающую поверхность воды.
– Акулы! – вдруг резко выкрикнул Петерсон.
– Что?
Впрочем, она хорошо все слышала.
– Плывите к катеру, – посоветовал он, – шумите как можно сильнее. Забудьте о том, что были хорошим пловцом; просто бейте по воде, чтобы было слышно. Шум их отпугивает.
Через минуту или около того оба стояли на палубе "Леди Джейн", в безопасности, роняя капли соленой воды на полированные борта.
– Я всегда думал, что риф закрывает им дорогу, – вытирая полотенцем лицо, заметил Петерсон. – Должно быть, акулы заплыли со стороны острова, через открытую часть рифа.
Соня так дрожала, что зубы ее щелкали, будто кастаньеты.
– Они бы напали на нас?
– Могли.
– Они еще здесь?
Он указал пальцем.
– Не вижу...
Через секунду она увидела жесткий черный плавник, режущий воду как нож, быстро движущийся, описывающий круги, то теряющийся в блеске воды, то снова видимый.
– Сколько их? – спросила она.
– Я видел двух, – был ответ.
Пока она смотрела на кружащихся вокруг акул, которые как будто ждали, что люди снова прыгнут в воду, ее радость полностью испарилась. Соне казалось, что появление акул предвещало другое несчастье, указывало на то, что следует быть начеку, быть осторожнее. Она всегда верила своим предчувствиям, но сейчас предпочла бы забыть о них, если бы только это было возможно.
Море не было больше таким прекрасным, каким выглядело еще несколько минут назад...
Небо казалось слишком ярким.
Солнце, вместо того чтобы греть ее и покрывать кожу загаром, яростно палило, было немилосердно жарким, и девушка запоздало поняла, что может обгореть до волдырей так же легко, как и загореть.
– Поехали обратно, – сказала она.
Он завел моторы.
* * *
В среду вечером ужин оказался даже лучше, чем прошлым днем; подавали шейки лобстеров со сладким маслом, печеный картофель, салат из перца и нарезанной капусты, еще несколько видов овощей, а на десерт – свежую землянику со сливками. Разговор за столом по-прежнему был живым – собственно говоря, теперь, когда все привыкли к новому лицу за столом, он был еще оживленней, чем за день до того. К сожалению, ничто не могло изгнать чувство надвигающейся катастрофы, охватившее Соню.
Она ушла в свою комнату в половине десятого, закрыла дверь и заперла ее на замок, потом приготовилась лечь в постель. Было еще слишком рано для того, чтобы спать, кроме того, нервы девушки были слишком напряжены, и она не могла вот так сразу выключить свет. Соня привезла с собой несколько романов в бумажных обложках; она устроила в центре полинезийской кровати нечто вроде подставки из подушек и начала читать самую лучшую книжку, стараясь полностью погрузиться в сюжет.