Когда вернулся в машину, Тина заперла все дверцы. Двигатель работал, обогреватель гнал в салон горячий воздух, а они какое-то время молчали, дрожа всем телом.
— Господи, какие же шустрые эти ребята! — наконец вырвалось у Тины.
— Мы все равно впереди на шаг, — ответил Элиот без должной уверенности.
— На полшага, — поправила его Тина.
— Пожалуй, ты права, — признал он.
— У Белликости мы собирались получить информацию, которая могла бы заинтересовать хорошего репортера.
— Теперь у него ничего не получить.
— А как же мы получим эту информацию?
— Как-нибудь.
— Что же нам делать дальше?
— Что-нибудь придумаем.
— И куда теперь?
— Нельзя опускать руки, Тина.
— Я и не собираюсь. Но куда теперь?
— Сейчас мы вряд ли что придумаем, — устало ответил он. — Не то состояние. Мы оба вымотаны донельзя. В спешке можем допустить ошибку. Это опасно. Лучшее решение — не принимать сейчас никаких решений. Забиться в какую-нибудь нору и отдохнуть. Утром в голове прояснится, и ответы придут к нам сами.
— Ты думаешь, мы сможем уснуть?
— Черт, конечно же. После тяжелого дня и вечер выдался очень уж напряженный.
— И где мы будем в безопасности?
— Попробуем еще раз провести их. Вместо того чтобы искать Богом забытый мотель, остановимся в одном из лучших отелей.
— В «Харрасе»?
— Именно. Такой смелости они от нас не ждут. Будут искать где-то еще.
— Это рискованно.
— Можешь предложить что-нибудь получше?
— Нет.
— Рискованно все.
— Ладно. Так и сделаем.
Они поехали в центр города. Автомобиль оставили на общественной стоянке в четырех кварталах от «Харраса».
— Жаль, что остаемся без колес, — сказала Тина, когда он доставал из багажника их единственный чемодан.
— Они будут искать наш «Шевроле».
До «Харраса» они добрались пешком, шагая по продуваемым ветром, освещенным неоном улицам. Даже без четверти два, проходя мимо казино, они слышали громкую музыку, смех и звон игровых автоматов.
Хотя Рено не веселился всю ночь, как Лас-Вегас, и многие туристы уже спали, в казино «Харраса» народу хватало. Молодому матросу, который бросал кости за одним из столов, улыбалась удача, и собравшаяся вокруг толпа шумно его поддерживала.
Официально на тот длинный уик-энд свободных мест в отеле не было. Но Элиот знал, что на самом деле все обстояло несколько иначе. По требованию управляющего казино каждый отель придерживал несколько номеров, на случай, если кто- то из постоянных игроков (естественно, оставляющих в казино крупные суммы) решит неожиданно нагрянуть, без предварительно звонка, зато с толстым кошельком. Кроме того, обычно в последний момент кто-то отказывался от забронированного номера. Поэтому пара аккуратно сложенных двадцаток, незаметно переданных клерку за регистрационной стойкой, почти наверняка освежала его память, и один номер вдруг оказывался совершенно свободным.
Когда Элиоту сообщили, что такой номер есть, но только на две ночи, он заполнил регистрационную карточку на Хэнка Томаса, чуть изменив фамилию любимого актера, и написал вымышленный адрес в Сиэтле. Когда клерк попросил какой-нибудь документ, удостоверяющий личность или кредитную карточку, Элиот рассказал печальную историю о краже бумажника в аэропорту. В результате его попросили заплатить за две ночи сразу, что он и сделал, достав толстую пачку денег не из вроде бы украденного бумажника, а из кармана.
Им с Тиной дали просторный, уютно обставленный номер на девятом этаже.
После того как коридорный оставил их, Элиот запер дверь на врезной замок, на цепочку да еще подставил под ручку стул с крепкой деревянной спинкой.
— Прямо-таки тюрьма, — усмехнулась Тина.
— Только мы заперты, а киллеры бегают снаружи.
Вскоре, в постели, они обнялись, но не с тем, чтобы заняться сексом. Хватало и ощущения того, что они рядом, то есть оба живы и невредимы. После того как им довелось столкнуться с людьми, которые ни в грош не ставили человеческую жизнь, обоим хотелось убедиться, что они представляют из себя нечто большее, чем пыль на ветру.
— Ты была права, — нарушил он тишину.
— Насчет чего?
— Насчет того, что ты сказала вчера, в Вегасе.
— О чем ты?
— Ты сказала, что мне нравится эта погоня.
— Какой-то твоей части… той, что глубоко внутри. Да, думаю, это правда.
— Знаю. Теперь я и сам это вижу. А сначала я тебе не поверил.
— Почему? Я же не считаю, что это плохо.
— Знаю, что не считаешь. Просто прошло пятнадцать лет. И жизнь у меня была самая ординарная. Дом, работа, снова дом. Я нисколько не сомневался, что не нужен мне весь этот адреналин, который в молодости приносил столько удовольствия.
— Я и не думаю, что он тебе нужен. Но теперь, впервые за долгие годы, тебе снова грозит реальная опасность, и какая-то твоя часть отвечает на брошенный вызов. Так ветеран-спортсмен, вернувшийся на поле после долгого отсутствия, проверяет свои рефлексы, гордится тем, что мастерство никуда не делось.
— Это еще не все. Я думаю… глубоко внутри я радовался, когда убивал его.
— Слишком уж ты строг к себе.
— Нет. Если на то пошло, радость эта сидела не так уж и глубоко. Скорее у самой поверхности.
— Тебе и следовало радоваться от того, что ты убил этого мерзавца.
— Следовало?
— Послушай, если бы я добралась до тех, кто пытается помешать нам найти Дэнни, я бы не мучилась угрызениями совести, убивая их. Отнюдь. Скорее получала бы удовольствие. Я — львица, и они украли моего детеныша. Может, я бы посчитала, что нет ничего более естественного, более радостного, чем убийство этих людей.
— Значит, в каждом из нас живет толика зверя. Так?
— Не только во мне затаился дикарь.
— Но хорошо ли это?
— Не нам судить, — она пожала плечами. — Такими нас сотворил Господь. Получается, что такими мы и должны быть, так чего говорить, будто это неправильно?
— Может, ты права.
— Если человек убивает ради удовольствия или за идеалы, как случалось во время всех этих революций, о которых мы читали, это дикость… или безумие. Твое деяние — это совсем другое. Самосохранение — один из самых мощных стимулов, дарованных нам Богом. Мы созданы для того, чтобы выжить, даже если для этого нам приходится кого- то убить.
Какое-то время они молчали.
— Спасибо тебе, — наконец прошептал он,