Едва сделав глоток воды, Алира поперхнулась, закашлявшись, не поверив своим ушам. Впрочем, в голосе и взгляде зиндаррианца не чувствовалось ни намека на шутку.
– Ты серьезно? Мне казалось, что это я пленница или что-то вроде этого. Разве требование карантина не распространяется и на тебя? Мы довольно тесно контактировали.
Отложив прибор, Дэвид внимательно посмотрел на Алиру и произнес бесстрастным голосом, словно затронутая тема вновь лишила его эмоций:
– В изоляции нет необходимости. Ты абсолютно здорова. Но отсутствие аппетита начинает меня беспокоить. Ты совершенно свободна здесь и на Зиндаррии. Можешь перемещаться везде в пределах корабля, а после и на планете, без дополнительных разрешений, если дело не касается особо охраняемых зон и территорий. Впрочем, вначале я предпочел бы лично представить тебя экипажу.
– Как скажешь, – пожала землянка плечами. – Знаешь, Дэвид, что меня беспокоит? Между нами чувствуется напряжение. И возникает оно из-за недоговоренностей и того, что я, а возможно, и ты, чего-то не знаем. Ты очень торопишься помочь напарнику или у нас есть время поговорить, как и собирались? И да, ты тоже свободен здесь и на Зиндаррии. Надо всю фразу целиком произносить? Это какой-то ритуал?
– Нет. Требуется уточнение? Я не могу распоряжаться собой так, как это имеешь право делать ты. Понимаю, жизненный уклад на Зиндаррии отличается от принятого на Земле, поэтому объясню: это тоже моя обязанность. Брак, если сформировалась связь, в основе которой лежат энергетические процессы, спровоцированные пробуждением генов, имеющихся лишь у редких представителей гуманоидных рас, не может быть расторгнут. Мы с тобой теперь связаны до смерти одного из нас. Но ты говорила, что не имела желания выходить замуж? Никто и никогда не смеет принудить женщину к тому, чего она не желает. Теперь ты зиндаррианка и находишься под защитой нашего законодательства. Можешь, если хочешь, жить в отдельном помещении, я буду рядом, но никоим образом не стану посягать на твое личное пространство. Ты о нем уже упоминала, когда проснулась, я услышал. Насилие в любом виде – физическое, моральное, ментальное – под запретом. Нарушение этого закона, как и измена мужа, карается смертью на Зиндаррии.
– Сурово. Значит, принуждать к исполнению брачных обязанностей меня не будут, но могут казнить, если вдруг полюблю другого? – Алира всерьез задумалась, стоит ли рассказывать о месте, которое занимает в ее жизни Илиодор.
– Это касается только мужа. Пока сложно сосредоточиться?
– Ты думаешь, что я еще не в себе? – обиженно фыркнув, Алира все же постаралась понять реакцию Дэвида. – Причина в другом. Я привыкла, что права и обязанности не дифференцируются в зависимости от гендерной принадлежности. Если измену мужа закон определяет как измену, то и измену жены в моем понимании тоже. У вас, как я теперь начинаю понимать, не все устроено так же. Но казнить… Как ты на такое согласился? Всю жизнь посвятить одной женщине, которую даже не знал до брака и которой, возможно, совсем не нужен?
– Мужчины рождены для того, чтобы оберегать и защищать, с этой мыслью мы растем, постигаем науку жизни и воспитываем детей. А равенство… Оно такое же призрачное, как и свобода выбора. Разве ты не согласилась на этот брак, даже не зная меня? Как же пресловутые земные законы? Я не раб, а защитник. Это мой осознанный выбор. Воля оракула коснулась меня, но теперь я знаю, что она не ошиблась, указав на тебя.
Спокойный тон Дэвида не мог обмануть Алиру. В его голосе не чувствовалось вызова или приглашения к спору, слышалась лишь некая обреченность и грусть, которая не могла укрыться от выпускницы Академии кинеза, давно привыкшей видеть больше, чем демонстрируют внешние проявления и тем более слова. Ментальная защита всех, не только обучающихся, но и работающих в академии, не позволяла чувствовать, поэтому приходилось ориентироваться иначе.
– Ты в чем-то прав. Выбор без выбора… У тебя все почти так же, как у меня. И я не могла поступить по-другому, хотя формально имела право отказаться. Значит, еще и брак нельзя расторгнуть… Вообще прекрасно! Если честно, надеялась, что отработаю практику как обычный контракт и буду хотя бы относительно свободна. Мы могли бы жить и работать на одной из исследовательских станций, пусть и считались бы семьей, но этот варварский закон… У меня есть дело, которое я не могу просто оставить, забыв о нем. И я надеялась на твою помощь, Дэвид. Не потому, что ты обязан или что-то мне должен, этого я вообще не понимаю, а просто… Даже не знаю, как сказать… Хотелось, чтобы мы стали друзьями. А с учетом того, что происходит на Зиндаррии, это тебя нужно защищать от местных законов. Понятно, почему твоя планета настолько закрыта. Межгалактический суд никогда не признал бы законным подобное обращение с мужчинами. Казнь! Это вообще негуманная форма наказания, на нее уже двести лет как наложен мораторий в коалиции гуманоидных планет. Зиндаррия нарушает межгалактическую конвенцию об охране жизни, применяя ее.
– Это внутреннее дело Зиндаррии, – коротко заметил Дэвид, окончательно надев на лицо маску безразличия. Но, заметив, как расстроена жена, решил объяснить подробнее и придвинул свой стул почти вплотную к креслу Алиры. – Это даже не законы, которые утверждаются правительством, тут иное… Традиции, память предков, что передали нам свой опыт сквозь столетия, когда они были вынуждены скитаться между планетами. И потому ни одно из правил, которых мы придерживаемся, не возникло по чьей-то прихоти, а стало результатом ошибок и трудных решений. Слишком мало рождается женщин, способных сохранить и передать силу, которой более не владеет никто во вселенной, мы просто не имеем права не беречь вас. И хотим делать счастливыми, лишая другого той самой свободы, ради которой ищем давшую нам жизнь планету. Такова жертва, которую приносят мужчины Зиндаррии, но разве она слишком велика? Мы дарим вам верность и безграничную любовь, даже если не можем получить того же взамен. Впрочем, примерно двести лет столь жестокая мера наказания ни к одному зиндаррианцу не применялась. Никто не попадался на подобном безрассудстве. Другие преступления караются иначе, хотя и не могу сказать, что более гуманно. Иногда оставить жизнь это тоже своего рода наказание.
– Утешил, ничего не скажешь! Правда, я ничего не поняла, но не уверена, что хочу узнать детали именно сейчас. – Вздохнув, Алира несколько отстранилась, чувствуя определенное неудобство от близости мужчины, которому планировала сообщить, что любит другого. – И что, ты никогда не любил и думаешь, что с тобой такого просто не может случиться? Или дисциплина заставит испытывать некое подобие чувства ко мне, навязанной тебе жене?
Вновь синие глаза вспыхнули, показывая, как на самом деле можно безошибочно считывать эмоции зиндаррианца. Вернув стул на прежнее место, Дэвид признался:
– Любил. Был уверен, что люблю. Слепо, преданно, не требуя, но желая взаимности. Мне казалось, что она была, эта любовь… Что-то изменилось во мне. Наверное, так работает связь. Я хочу ответить тебе искренне, но сам не могу понять, что испытываю к той женщине теперь. И все же никогда я более не прикоснусь ни к одной, кроме тебя. И дело даже не в законе, я сам не хочу этого. Наверное, существует нечто большее, чем физическая близость. Мне кажется, что друзьями мы с тобой точно можем стать. Я бы не хотел больше возвращаться к этой теме. Какая помощь тебе нужна? Обещаю, что сделаю все возможное.