Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами - читать онлайн книгу. Автор: Брайан Дир cтр.№ 61

«Энтероколит – это диагноз, действительно воодушевляющий гастроэнтерологов», – объяснил мне один из источников.

В этой статье говорится об «уникальном заболевании» и предпринимается попытка связать его с MMR. Хронический колит был занесен в таблицу для одиннадцати из двенадцати пациентов, а набухшие фолликулы в подвздошной кишке были указаны у десяти детей. В самом тексте кратко поясняется: «Мы описываем картину колита и подвздошно-лимфоидно-узловой гиперплазии у детей с нарушениями развития».

Но всю оставшуюся часть утра вторника и во второй половине дня Дэвис просматривала отчеты своего отдела. И большинство из них не соответствовало таблице в The Lancet. Снова и снова, когда журнал сообщал о «неспецифическом колите», в заключениях патоморфологов высшей категории фигурировали банальные повседневные находки.

Различия были настолько разительны, что эксперт, приглашенный на слушание, профессор детской гастроэнтерологии Ян Бут, представил в своем отчете шокирующую оценку. На основании того, что он видел (а я слышал из своего кресла), он не мог исключить «научного мошенничества».

«В шести случаях (3, 4, 8, 9, 10 и 12) толстая кишка описана как нормальная или практически нормальная, а в публикации The Lancet в таблицу внесен колит, – написал он в документе, который я получил через сотрудника Уэйкфилда. – В двух случаях (2 и 5) в отчете патоморфолога отмечены незначительные гистологические отклонения, которые представлены в таблице в преувеличенной и неквалифицированной форме». Вот, например, заключение по биопсии Ребенка номер Четыре «самого убедительного» случая, по словам Уэйкфилда. В таблице 1 у него был указан «хронический неспецифический колит» и «лимфоидная гиперплазия подвздошной кишки». Но заключение патоморфолога, зачитанное вслух комиссии (и отдельно проверенное экспертами для моего расследования), соответствовало норме. Патоморфологи не обнаружили патологии.

Ведущий юрист GMC, Королевский консул, стройная, светловолосая и одетая в черное Салли Смит, попросила Дэвис объяснить свою реакцию, когда она увидела исследование с участием двенадцати детей.

– Каков был ваш взгляд на терминологию, использованную в отношении результатов гистологических исследований в статье The Lancet? Просто когда Вы прочитали статью.

– Меня несколько беспокоило использование слова «колит».

– А что Вы понимаете под этим словом?

Дэвис взяла паузу, чтобы собраться с мыслями:

– Лично я использую термин «колит», когда вижу активное воспаление или набор изменений, которые позволяют предположить конкретный диагноз. И у меня не сложилось впечатление, что у этих детей симптомы то появлялись, то исчезали. Появилось ощущение, будто должен быть четкий паттерн, подтверждающий эту терминологию.

– Итак, вы говорите, что были обеспокоены. В чем заключалась ваша озабоченность?

Еще одна пауза.

– Ну что ж, – она снова остановилась, – как я уже объяснила, меня смутило употребление слова «колит».

Я проконсультировался по поводу диагнозов из папок. И оказалось, что Дэвис не зря беспокоилась. «В настоящих заключениях и у пациентов в целом, – говорит Карел Гебоэс из Catholic University Левена, Бельгия, один из самых уважаемых в Европе специалистов по патоморфологии желудочно-кишечного тракта, комментируя все отчеты, кроме документов американского ребенка, – у меня сложилось впечатление, что в восьми из одиннадцати случаев под микроскопом была абсолютная норма».

Уэйкфилд, однако, хотел найти свой синдром, и он предпринял еще один ход, чтобы получить то, что хотел. Он запросил второе мнение. Он дал показание, что «окончательные выводы» и «окончательные определяющие диагнозы» в таблице 1 были получены не от отделения Дэвис, а от давнего сотрудника медицинской школы. Его звали Амар Диллон, который получил множество кредитов как соавтор Уэйкфилда и разработал «оценочный лист» для биоптатов этих детей.

Но после того как доктор без пациентов закончил давать показания, я получил копии листов, которые, по его словам, принадлежали Диллону. И четыре специалиста из Европы и США сказали мне, что они тоже отражали норму. По сути, Диллон запечатлел ту же картину, что и Дэвис, хотя и выразил свое мнение в виде галочек, а не текстом.

– Это определенно не энтероколит, – комментирует Гебоэс.

– Я действительно поражена, – говорит Паола Домицио, профессор патоморфологии в Queen Mary’s College Лондонского университета.

– Это такие отклонения, которые мы в своей практике полностью игнорируем, – говорит Генри Аппельман, профессор хирургической патоморфологии в Мичиганском университете.

Потом, как это часто бывает, дела пошли еще хуже. Диллон отрицает, что он ставил колит. «Ни в одном из моих оценочных листов не было слова “колит”», – ответил он на мой анализ листов в BMJ, который по какой-то безумной причине перестал называть себя British Medical Journal. «Целью моих оценочных листов не было поставить детям диагноз колита», – сказал он.

Уэйкфилд стоял на своем. Он отрицал любую ошибку. Но изменения подвздошной кишки в таблице 1 тоже были подозрительными. Лимфоидная гиперплазия не рассматривалась на дисциплинарном слушании и не фигурировала в папках. Итак, я направился на восток по Euston Road, в научный отдел Британской библиотеки, и изучил десятки статей и книг на эту тему. Какими бы уродливыми узелки ни казались родителям на мониторе, фолликулы расцениваются гастроэнтерологами как «нормальное» или «доброкачественное» состояние. Они похожи на ткань миндалин, компонент иммунной системы, и иногда «сливаются» в так называемые «Пейеровы бляшки». Их общее количество варьирует в зависимости от возраста и местоположения, причем наибольшее их число у детей обнаруживают именно в подвздошной кишке, прямо возле илеоцекального клапана.

публикуют материал специалисты из Буффало, штат Нью-Йорк, в журнале Gastroenterology в августе 1980 года. Ничего общего с аутизмом или с вакцинами. Бляшки «сейчас становятся более частой клинической находкой, так как улучшилось как рентгенографическое, так и колоноскопическое оборудование».