— Обуздайте Гардинера. Будьте так же открыты новым идеям, как десять лет назад. — Она собралась было упомянуть Анну Болейн, но поняла, что это неразумно.
По шее Генриха от воротника вверх поползла предательская краснота.
— Гардинер — человек въедливый, но он работает на меня. Ересь — это язва на теле государства, и я удалю ее! Десять лет назад все было по-другому. Протестантские идеи еще не укрепились. Теперь маятник откачнулся слишком далеко. Похоже, Кейт, вы собрались сделать из меня еретика!
— Вовсе нет! — Она собралась защищаться. — Вы говорили, что следуете срединному пути, и все же кажется…
— Довольно! — рявкнул Генрих, стукнув по столу. Никогда еще он не говорил с ней так резко. — Я болен, Кейт, а вы набрасываетесь на меня. Вы не лучше Гардинера. Оставьте это.
— Конечно. Мне очень жаль. Простите меня. — Екатерина так испугалась, что была близка к слезам.
Король потянулся через стол и взял ее руку:
— О Кейт! Я старый медведь. Забудьте об этом. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Ослабев от облегчения, она рассказала ему, какие цветы начали распускаться в саду.
Леди Саффолк задержалась в спальне, когда остальные женщины приготовили Екатерину ко сну и вышли.
— Мадам, я слышала ваш разговор с королем и должна сказать вам, что милорд Саффолк сегодня передал мне: Гардинер, Ризли и их сотоварищи видят в вас врага. Они трудятся над тем, чтобы в Англии не появилось реформистское правительство, когда принц станет королем, чего бы это ни стоило.
Екатерина сделала бесстрастное лицо. Пусть фракции борются друг с другом сколько угодно. Она была убеждена, что Генрих собирается назначить регентом ее.
— Многим известно о ваших предпочтениях, — продолжила леди Саффолк. — Все, кто за реформы, находятся под подозрением. Отсюда и эта кампания по выкорчевыванию ереси, ведь они полагают, что многие защитники реформ на самом деле — тайные протестанты. Милорд говорит, они не смеют начать процесс против вас, потому что вы пользуетесь любовью и благоволением короля.
Глаза их встретились; обе женщины сознавали опасность. Саффолк был одним из самых старых друзей Генриха, почти как брат ему. Он находился в гуще всех дел и неизменно поддерживал короля во всех политических и матримониальных делах. Его мнение имело значение. Однако у Гардинера были только подозрения; у него нет доказательств, что она повинна в ереси.
— Защищать реформы не противозаконно, — сказала Екатерина. — И меня не заставят молчать. Господь привел меня на трон не просто так.
На следующий день после обеда, по просьбе Генриха, Екатерина села вместе с ним у камина в библиотеке. Уилл Сомерс пристроился позади кресла короля, кроме того, в комнате работали несколько клерков и писцов: они сидели, склонив головы над столами, перекладывали бумаги и скрипели перьями.
— Надеюсь, ваша милость, сегодня вы чувствуете себя лучше, — сказала Екатерина, когда король в качестве приветствия поцеловал ей руку.
Понимая, что рядом посторонние, она постаралась не обращаться к нему фамильярно, как делала, когда они были одни.
— Хуже, если такое возможно, мадам, — жалобно проговорил король. — И эти донесения о ереси не помогают делу. — Ему явно нездоровилось.
— Вам не нужно беспокоиться о таких вещах, когда вы плохо себя чувствуете, — сказала Екатерина. — И если бы некоторые люди более терпимо относились к реформам, проблем было бы меньше.
Она понимала, что балансирует на очень опасной грани, но ее возмутило навязчивое давление на короля со стороны консерваторов.
— И что вы имеете в виду под более терпимым отношением, мадам?
— Ослабление ограничений на чтение Библии. Позвольте каждому человеку следовать велениям совести…
— Ей-богу, мадам, у нас начнется религиозная анархия. Каждый человек со своим собственным мнением, при том что лишь немногие имеют достаточно знаний, чтобы обзавестись им. Нет, так не пойдет. А теперь оставим это. Я хотел показать вам кое-что. — Генрих открыл большую книгу с архитектурными чертежами и текстом на итальянском. — Я мечтаю построить дворец в классическом стиле.
Екатерина была поражена тем, как он уклонился от дальнейшего спора, но собралась с мыслями и взяла в руки книгу:
— Это из Италии?
— Это Темпьетто Браманте
[12] в Риме. А вот палаццо Фарнезе. Какое будет чудо — иметь такие постройки в Англии.
— А по-моему, нам в Англии не нужны диковинные иностранные здания! — встрял Уилл Сомерс, за что удостоился игривого подзатыльника от своего господина.
— Убирайся! — приказал Генрих, и шут ускользнул в угол, где взял книгу и притворился, что читает ее, держа вверх ногами.
Подавляя смех, Екатерина стала обсуждать с Генрихом, стоит ли ему заниматься новым строительством или лучше взяться за улучшение имеющихся дворцов. Приятно было видеть его таким увлеченным, и она подумала: может, и правда зря она наседала на него с разговорами о религии во время болезни. Они приятно провели время, но наконец Генрих сказал, что устал.
— Прощайте, дорогая. Я теперь буду отдыхать. — Он закрыл глаза, и она ушла, надеясь, что его не потревожат клерки, вечно загруженные делами.
Несколько дней спустя Екатерина пришла навестить короля, и тот сам заговорил с ней о спорных вопросах религии, что ее удивило.
— Прежде я был не в форме, дорогая, и не мог слушать вас, а теперь прошу, выскажите свои мысли.
Никто не мешал их разговору, даже неотвязный Уилл Сомерс не торчал рядом с королем. Екатерина готова была расцеловать Генриха, так как давно ждала, что он вызовет ее на откровенность.
— Вы сотворили чудеса, Генрих, — сказала она, — но есть люди, которым кажется, что вы становитесь папистом без папы. Кажется, что реформы остановлены, к тому же начались преследования. Люди должны приходить ко Христу через любовь, а не из страха.
— Однако если они впадут в ересь, то не придут к Нему вовсе, — мягко проговорил король.
— Но где же грань между реформами и ересью? — спросила Екатерина. — Как нам понять, кто прав?
— Посредством чтения Писания, молитвы и прочной опоры на теологию.
— Но ведь они одинаковы для католиков и протестантов.
— Кейт, мы говорим о спасении. Скажите, вы верите в его предопределенность?
Екатерина насторожилась. Но прошло уже несколько месяцев с тех пор, как она назвала его избранником Божьим.
— Нет, — с особым чувством произнесла королева. — Я верю, что мы можем достичь его верой во Христа.