Генрих трогательно гордился женой. Он прочел книгу, как только сошедший с печатного пресса свежий экземпляр оказался у него в руках, и превозносил ее до небес. Екатерина тайно порадовалась, что на страницах своего труда не преминула тепло отозваться о его реформах и поблагодарила Господа за то, что Он послал Англии такого набожного и ученого короля, которого в его триумфе над папой можно уподобить Моисею, победившему фараона. Генриху очень понравилось это сравнение.
— Рука Господа ясно видна в обоих случаях, — заявил он.
Екатерина получила столько поздравлений по случаю выхода в свет книги, что даже смутилась. Распродавалось ее сочинение быстро и вскоре было переиздано… потом еще раз, еще и еще. Университеты Оксфорда и Кембриджа уговаривали ее стать их патронессой, что было действительно великой честью. Екатерина с большим удовольствием ее приняла.
Успех книги помог ей пережить это трудное время, однако всенародная известность составляла лишь внешнюю оболочку ее существования. Настоящей Екатерине приходилось справляться с неотступавшими горестями и тревогами, изобретая для этого все новые способы. Маргарет угасала, и Генрих то и дело был не в духе. Прикованный к креслу — дни, когда он был на коне, явно остались для него в прошлом, — король сетовал на свою судьбу. Часто Екатерина приходила к нему около полудня и заставала его все еще в ночной рубашке. Он утруждал себя одеванием только в том случае, если был достаточно подвижен, чтобы посетить мессу, или когда возникала необходимость появиться на публике.
— Из всех утрат время — самая невосполнимая, — сказал ей однажды Генрих, — так как его не вернуть никакими молитвами и ни за какие деньги. Чего бы только я ни отдал, чтобы получить назад свою юность, ощутить себя способным покорить весь мир, снова заниматься спортом, участвовать в турнирах и побеждать.
— Вам скоро станет лучше, — сказала Екатерина, беря мужа за руку. — А теперь отдохните, и ваша нога поправится.
Такой же ложью она кормила и Маргарет.
При столь мрачных обстоятельствах лучик света промелькнул в жизни Екатерины: Генрих, собравшись с силами, решил обратить внимание на образование своих детей. Она с энтузиазмом обсуждала с ним, кого выбрать в учителя, и по ее предложению король назначил молодого ученого по имени Уильям Гриндал заниматься с Елизаветой. Эдвард был не так продвинут в учебе, как она, однако Гриндалу было поручено обучать принца греческому, языку весьма сложному для семилетнего мальчика, который уже осваивал французский и немецкий. Кроме того, Генрих попросил Роджера Ашэма, ученого из Кембриджа, пользовавшегося заслуженной славой, наставлять Елизавету и рекомендовать книги молодому учителю.
Вскоре Ашэм уже пел хвалы Елизавете. «Я имел дело со многими образованными леди, — писал он Генриху, — но ярчайшая звезда среди них — моя несравненная леди Елизавета». Это вызвало на лице Генриха редкую в те дни улыбку. Еще раз улыбнулся он, читая строки, где Ашэм выражал свое высокое мнение о Кейт Чепернаун, ныне миссис Эшли, следившей за Елизаветой, когда та выполняла заданные наставниками уроки.
Екатерина беспокоилась за Эдуарда. Хрупкий мальчик, казалось, был перегружен учебой и тем не менее старался, как настоящий мужчина, оправдать отцовские надежды. Секретарь Совета даже преподавал ему науку об управлении государством. Неудивительно, что принц время от времени пускался в шалости, выражая протест. Генрих не мог удержаться от смеха, когда доктор Чик пожаловался, что его царственный воспитанник, поддерживаемый своими благородными компаньонами, использовал громогласные ругательства в классе. Чик сделал ему выговор, а еще одного мальчика выпороли.
— Несмотря на все свои дерзости, он справляется хорошо, — сказал Генрих Екатерине. — Уже умеет спрягать латинские глаголы и готов разбирать Катона и нравоучительные басни Эзопа. Вы знаете, Кэтрин, каждый день он читает что-нибудь из притчей Соломона, и ему это нравится. На примерах из них он учится остерегаться развязных женщин и быть благодарным тем, кто указывает ему на его ошибки. — Король был безмерно доволен своим сыном.
Екатерине нравилось, что в письмах Эдуард называл ее «бесконечно любимой матушкой» и подписывался «Ваш любящий сын», хотя это были короткие записки, составленные в напыщенной манере, явно выдававшей старания мальчика снискать отцовское одобрение. «Передо мной-то зачем вы красуетесь своими достижениями? — думала Кэтрин. — Это вовсе ни к чему». Отвечая принцу, она хвалила его успехи и прилежание, уверяла, что с радостью читала бы его письма каждый день, но понимает, как он занят учебой. «Любовь к матери, с одной стороны, и желание учиться — с другой, полностью избавляют Вас от любых подозрений в нерадивости», — писала она.
Однажды принц сообщил ей, что доктор Кокс не верил, будто она написала то эссе на латыни, которое прислала ему, пока не увидел в конце ее подпись. Это развеселило Екатерину. Эдуард добавил, что он и сам был удивлен, а дальше выразился так: «Литература способствует добродетельному поведению. Все, что исходит от Господа, — благо; учение исходит от Господа, а потому учение — благо». Слова принца поразили ее: каким же педантом он становится! Мальчик уже так уверен, что его высокий статус предопределен свыше. Дай Бог, чтобы, когда придет время, именно ей довелось взять на себя руководство им.
Жарким июльским полднем Маргарет на руках у мачехи покинула этот мир так же легко, как прожила свою недолгую жизнь, — ускользнула из него во сне. Екатерина глубоко скорбела. Она познала боль утраты ребенка и поняла: ей нужно было проявить больше доброты к Анне и леди Ризли. Падчерица принесла ей столько же любви и счастья, как если бы была ее родной плотью и кровью. Трагедия, что бедной девочке не довелось познать любви мужчины и радостей материнства. Она была бы хорошей женой и матерью. Но ее ждет награда на Небесах, лучшая, чем любые земные дары.
Генрих проявлял заботу о Екатерине, несмотря на то что его сильно беспокоили набеги французов на южное побережье. Он каждый раз трапезничал с ней и приходил в ее спальню по ночам, хотя бы только для того, чтобы дать ей выплакаться в его объятиях. А что еще он мог сделать? Их соития стали редкими с тех пор, как его здоровье ухудшилось; ему не хватало силы и ловкости, чтобы овладеть ею.
Король поехал в Портсмут осматривать флот, который будет бить замеченных у побережья Сассекса французов. Там он стал свидетелем жуткого зрелища: огромный корабль «Мэри Роуз» прямо у него на глазах вдруг накренился и пошел ко дну в проливе Солент.
— Это было страшно, — рассказывал он Екатерине по возвращении, когда они ели поздний ужин. — Больше шестисот человек утонули. Я слышал их крики, находясь на зубчатой стене замка Саутси. Никогда мне не забыть рыданий леди Кэри. Ее муж был вице-адмиралом флота и погиб со своим кораблем. Она смотрела вместе со мной, как «Мэри Роуз» погружается в воду. Я попытался утешить бедняжку. Мы оба были потрясены. Корабль дал залп из всех пушек, а потом вдруг перевернулся. Его будто опрокинуло порывом ветра. Но этого не могло случиться. О мои джентльмены! О мои доблестные воины! — Он утер слезу.