– Выше! – сразу же закричал он. – Я хочу выше, еще выше! До самого верха! – И мужчина толкал сильнее, и Кэсси видела волнение на лице Финна.
В какой-то момент, когда он неуверенно наклонился вперед, его ноги коснулись верхней перекладины, и она услышала его визг и увидела, как быстро мужчина потянулся, напрягся и поймал его около вершины дуги, схватившись обеими руками за сиденье, а затем спокойно опустил его, притворившись, что не заметил страх Финна.
– Куда дальше? – Вот все, что он сказал.
Всего мгновение на раздумья, и вот Финн уже бежал, и Элла тоже. К ней – мимо нее – они пронеслись не более чем в футе от нее. Мужчина даже одарил ее чем-то вроде улыбки, когда шел за ними. Повернувшись, Кэсси смотрела, как Финн забрался на карусель, а Элла вскарабкалась на подпрыгивающую желтую утку.
«Найди что-нибудь еще, что имеет значение». Вот она и искала, как и обещала. Она пыталась найти что-нибудь еще. И они на самом деле имели для нее значение; и что из этого вышло? Они пробежали мимо. Они больше не узнавали ее. Это она не имела значения для них. Дети ее сестры пришли в парк с мужчиной, которого она видела в первый раз, и он имел для них значение. Человек, не связанный с ее семьей кровными узами. Похоже, хороший человек. Если не знать, можно даже подумать, что замечательный отец.
Кэсси наблюдала, как дети, устав играть, начали кампанию за мороженое. С того места, где она сидела, их голоса терялись в общем гаме. Она видела, как Элла указала на фургон, и они оба потянули мужчину, – по одному на каждую руку, – пока тот не сдался, и они все вместе не встали в очередь. Теперь они стояли неподвижно, и ей очень хотелось посмотреть на них поближе. Увидеть, как они подросли, на кого стали похожи – на маму, или на бабушку с дедушкой, или на тетю. Она уже подумывала, не встать ли ей тоже в очередь за мороженым. Можно же просто стоять неподалеку, не привлекая их внимания. А можно и заговорить с ними: «Привет, вы не помните меня?» И еще спросить: «Тебе понравилась книжка, которую я прислала тебе?» Эта мысль, шевельнувшись в ней, заставила ее сесть прямо и приготовиться действовать. Если бы он хоть на мгновение оставил их. Отвернулся бы поговорить с кем-нибудь. Но было уже слишком поздно: они стояли у прилавка и выбирали мороженое. А затем направились к воротам. Готовые вернуться домой. Финн и Элла, держась за руки, ели на ходу.
Держась за руки. Именно так они и покинули ее квартиру, когда она в последний раз присматривала за ними. В последний раз, когда она была для них семьей. В тот раз, когда они стали друг для друга потерянными.
Глава двадцать третья
Ты засыпаешь в полном изнеможении, пересекаешь границу между Игрой Воображения и снами и просыпаешься в реальном мире, замерзшая, с одеревеневшим телом, мокрая, в пустой ванне.
Все тело ломит от многочасового неподвижного лежания на твердой поверхности. Ты опять обмочилась, но это нормально. Вот почему перед сеансом ты и устроилась в ванне. Твои трусики, футболка холодные, липкие, с кисло-сладким запахом. Ты выкарабкиваешься, локти, коленки больно бьются об эмалированную поверхность. Обхватите руками ноги, голову наклоните к коленям!
Пара минут уходит, чтобы вспомнить, кто ты.
Каждый раз, приземляясь в этом мире, ты теряешь тот. Теряешь Алана. Теряешь себя – то «я», которым ты была, когда находилась с ним. И возвращаешься к тому «я», которым ты являешься сейчас и здесь и узнаешь его с большим трудом.
Ты стоишь, шатаясь. Стягиваешь грязную одежду и бросаешь ее в раковину. Ты обещала себе, что больше такое не повторится. Сегодня… вчера вечером. Ты останешься в реальном мире и присмотришь за детьми.
Дети… но они все равно еще будут спать. Для них это целое приключение – остаться у тебя на ночь и спать на твоей большой кровати. А Мэг отправится на свидание, первое с тех пор, как ушел их отец. Когда ты зашла за детьми вчера вечером, у всех троих голова шла кругом: Мег в блестящем топе, раскрасневшаяся и хихикающая, Финн и Элла носились как угорелые. Дети не сразу успокоились. Прокравшись в полночь из комнаты в ванную, ты сперва убедилась, что тебе их видно при свете из коридора, и все было в порядке. Оба посапывали, накрытые одеялом: Финн спал на животе, Элла раскинулась, как морская звезда.
Ты наклоняешь лицо к насадке для душа. Позволяешь горячей, с паром, воде очистить тебя и утешить. Ты долго стоишь под душем, пока не начинаешь чувствовать, что оттаиваешь, возвращаешься к жизни. Потом, завернувшись в халат, идешь проверить детей.
В спальне никого, одеяло откинуто. Наверное, они уже проснулись и отправились в гостиную, смотрят там телевизор или прыгают на диване.
Если бы не одно «но»… Не слышно ни звука. Ни из гостиной. Ни из кухни. Ни из другой свободной комнаты. В квартире никого… входная дверь открыта, коридор пуст. Боже, который час? Как долго… как долго она находилась в Игре?
Натягивая одежду и завязывая шнурки кроссовок, она вся дрожала. Схватив ключи и планшет, выбежала из квартиры. На мгновение беспомощно замерла на площадке, от ужаса по коже бегали мурашки. В здании двенадцать этажей, лифт и две лестницы. Наверняка панель лифта слишком высока для Финна. Хотя он же дотянулся до защелки ее входной двери… Им нравился лифт, плавно поднимающийся и спускающийся… Приняв решение, она нажала кнопку вызова лифта. Услышала, как он отозвался, бесконечно медленно. Пока он полз с первого этажа вверх, она думала о Мэг. О невозможности рассказать ей. От этой мысли у нее задрожали колени и подкосились ноги, и она оперлась рукой о стену. Она должна найти их. Она согласна на что угодно – сломает свой приемник, останется в реальном мире навсегда…
Лифт остановился, на мгновение возникла безмолвная надежда, и двери открылись. К горлу подступила тошнота, и она услышала, как говорит: «Нет», развернулась и, рывком открыв дверь на северную лестницу, побежала на самый верхний этаж, перепрыгивая через две ступеньки. Они должны быть где-то здесь. Обязательно должны. Нужно проверить каждый этаж, и она найдет их. Она бежала по коридору, крича: «Финн! Элла!» Теперь на южную лестницу, вниз на один пролет. Их имена отскакивали от стеклянной крыши и улетали вниз, к самому началу лестницы. Перегнувшись через перила, она видела только уходящий вниз темный лестничный колодец и ни одной живой души. Снова в коридор – бегом по коридору – вниз. И опять, и опять. Каждый коридор – копия предыдущего, ковер заглушал ее шаги, ее крики, их имена замертво падали на пол, как только покидали ее рот… Жесткая высота лестничного колодца, ее голос – эхо, которое никто не слышал. Снова ковер, пол коридора, кажется, накренился, и она бежала по нему вверх… Номера на дверях, танцуя, расплывались, и не получалось вспомнить, на сколько этажей она спустилась, сколько этажей над ней и сколько еще впереди. Дважды ей казалось, что она добралась до самого низа, но выяснялось, что ниже есть еще этажи, и когда наконец она выскочила в фойе…
Их там не было. Никого. Нигде.
Выбежали на улицу? Но чтобы открылась входная дверь, надо нажать кнопку. Неужели Финн знает, что ее нужно нажать? Или они все еще в доме, за любой из дверей, мимо которых она пробежала, дверей с танцующими номерами. Она постучит в одну из дверей, и та откроется. И она увидит Финна и Эллу, устроившихся на чужом диване, с тарелками кокосовых хлопьев, перед телевизором, и добрую соседку, позаботившуюся о потерявшихся детках. За соседней дверью живет одинокий мужчина. Он всегда такой тихий, держится в сторонке… Чтобы пройтись по соседям, требовалось время, которого у нее нет. Она выбежала в безлюдное тихое воскресенье. Небо, оно какое-то неправильное: солнце скользило за многоквартирным домом, а должно было подниматься над морем. Не утро, а день, ближе к вечеру. Она бросилась к дороге вдоль берега, по которой с грохотом мчались машины, и стала высматривать заблудившихся детей, во всех направлениях, приподнимаясь на цыпочках, будто от этого можно было увидеть намного дальше. Ничего. Никого. Рядом с ней – низкая каменная стенка, как раз такой высоты, чтобы легко вскарабкался пятилетний ребенок. А за ней – падение. Всепоглощающие свинцовые воды моря.