«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Лейкин, Елена Смилянская cтр.№ 51

«Не Тронь Меня», на котором я имел свой флаг, капитан Хметевский – 66-пушечный – 512 человек команды.

«Саратов» – капитан Бешенцов, 66-пушечный, 512 чел.

«Тверь» – капитан Игнатьев, 66-пушечный, 512 чел.

«Надежда» – капитан Поливанов, 32-пушечный, 220 чел.

«Африка» – капитан Клеопин, 32-пушечный, 220 чел.

«Чичагов» – 14-пушечный, 60 чел.

«Св. Павел», пинк, используемый как транспортное судно, 6-пушечный, 25 чел. ³³⁶

«The Providence and Nancy», английский транспорт.

Когда мы все, кроме «Твери», подняли паруса, форт острова Кроншлот и сторожевые корабли салютовали моему флагу одиннадцатью выстрелами, и мы ответили равным количеством. Я стоял только под марселем в ожидании «Твери», но обнаружив, что [корабль] «Тверь» не снялся, тоже повернулся против ветра, чтобы остановиться, и послал офицера на «Тверь» с приказом взять над ним команду, если он не поднимет паруса в 20 минут после того, как офицер вступит на борт. Это возымело должный эффект.

Мы шли под малыми парусами всю ночь и на следующий день в полдень прошли остров Гогланд. Ветер усилился, пошел очень густой снег, так что мы едва могли видеть конец бушприта, волны били прямо в правый борт так, что кормовая галерея была полна воды. В 10 часов ночи ветер переменился на северо-западный, и ночь была замечательно ясная. Мы были вынуждены остановиться, так как шведский берег был не более чем на румб от направления ветра (дажe при том, что у нас были взяты рифы марселей). В 12 часов все корабли были близко от нас, однако на следующее утро «Чичагов» и «Африка» с нами разлучились, и хотя ветер продолжал быть попутным, я не мог продвигаться при нем так же хорошо, как если бы эти корабли не исчезли. Не желая их покидать, я продолжал идти под малыми парусами, иногда поворачивая против ветра, в надежде в любой момент увидеть их. Из поведения остальных я понял, что и они бы разлучились, если бы могли.

Адмиралтейств-коллегия сообщила мне, что «Святослав» имел приказ присоединиться при острове Нарген, к которому я подошел близко, но и следа этого корабля не было видно, поэтому я поспешил продолжить мой поход, желая выйти из Финского залива, пока продолжал дуть попутный ветер, но мы едва вышли на 10 лиг из этого опасного залива, как ветер стал встречным, что заставило нас взять марсели, а фрегатам лавировать под нижними парусами.

13/24 [октября] я с трудом заставил один из их [российских] военных кораблей подойти ко мне. Это оказался корабль «Архангел» ³³⁷, идущий в Ревель. Я приказал капитану поискать пропавшие корабли, а также «Святослав» и сообщить командору Баршу, капитану «Святослава», чтобы следовал за мною к Эльсинору, где он найдет следующие приказы, если я к этому времени уже уйду оттуда. На следующий день встречный ветер усилился и поднял волну выше, чем наши новички (freshwater sailors) когда-либо видели, у многих из них случилась морская болезнь. Офицеры не могли говорить ни о чем ином, кроме того, как сменить курс, и предлагали мне направиться в Ревель, но для этого нужно было вернуться назад в Финский залив, и я мало принимал во внимание их мольбы, однако они весьма скоро заставили меня изменить свое решение.

Незадолго до обеда мой капитан [С. П. Хметевский] поднялся снизу на квартердек с таким выражением лица, будто произошло что-то страшное – пожар был первым, что я мог себе вообразить (а рядом не было переводчика), однако мне сказали, что у корабля открылась течь и что в трюме 4 фута ³³⁸ воды. Я приказал лейтенанту Макензи ³³⁹ самому туда отправиться, измерить воду, и до того, как он вернулся, первый капитан-лейтенант Жемчужников (второй веселый толстяк, второй Фальстаф ³⁴⁰) пришел, тяжело дыша и бранясь, с футштоком ³⁴¹ и линейкой в руке. После его измерений оказалось, что в трюме было уже 65 дюймов воды; при двух работающих цепных помпах, когда Макензи измерил воду в трюме, то там было только 54 дюйма воды. В это самое время команда корабля вся была в растерянности, из рапорта, который мне сделали, я узнал, что один из подветренных пушечных портов открылся, что трюм полон воды и что на нижней палубе воды по колено ³⁴². Времени на выяснение, так ли обстоит дело, не было, если была открыта крышка пушечного порта с подветренной стороны, поэтому я отдал приказ сменить курс или повернуть судно носом против ветра, чтобы вывести пушечный порт из воды, но капитан, или испугавшись, или по незнанию, или по обеим причинам, приказал отпустить фокашкот и держать гротшкот натянутым, соответственно нос корабля подняло ветром, он потерял управление и казалось, будто он залит водой. Я имел все основания так и думать по отчетам, что мне доставляли. В этот момент, хотя я уже был сильно обеспокоен, я услышал крик: «Пожар!» и, повернув голову, увидел языки пламени, вырывающиеся из трубы офицерской кают-компании, этот огонь почти поджег бизань-мачту, которую ставили, чтобы повернуть корабль. Все это усилило замешательство и помешало на время поворачивать корабль, что было сделано, как только пламя удалось погасить. Так как у нас не было времени дать сигнал приводиться к ветру, это теперь было сделано, и вскоре моя тревога улеглась, когда мне сказали, что все порты были задраены.

Я спросил моего капитана, кто ему сказал, что порт был открыт, на что он ответил, что не может сказать точно, кто это был из нижних чинов. Это было тем примечательней, что все время, когда мы думали, что потонем или сгорим, я ни разу не подумал о своих детях [двух сыновьях], до того момента, пока огонь не был потушен. Пока мы поворачивали и шли по ветру, я понял, что грот-мачта была готова завалиться набок из‐за слабого крепления, и поскольку течь быстро уменьшалась, я приказал повернуть корабль под ветер, чтобы защитить мачту, укрепив такелаж, намереваясь на следующий день еще предпринять попытку продолжить плавание, если ветер уменьшится. Как только корабль был остановлен и вода была помпами откачана, я обнаружил, что течи на нем нет, затем я дал приказ крепить такелаж фок– и грот-мачт, что, я думал, они должны были бы сделать для своей собственной безопасности, но, поднявшись на палубу через два часа и ожидая увидеть их за работой, к моему величайшему удивлению, я нашел вахтенных офицеров спокойно сидящими, так как этот случай, я предполагаю, наполнил их надеждой оказаться в безопасности в Ревеле на следующий день и закончить плавание. Я вызвал капитана, которому я отдавал приказы, но мне сказали, что он в постели, я спросил, почему они не крепят такелаж, на это они ответили, что собирались заняться этим при свете дня. Я послал за моим капитаном и, отчитав его, приказал зажечь огни, и не находя ни в ком подчинения, счел необходимым не ложиться до двух часов ночи, чтобы закончить с этим. Как раз в тот момент, когда ветер переменился на крепкий северный, к их большому разочарованию, я приказал дать сигнал к отправке и продвижению на всех парусах вперед в нашем плавании. При свете дня с нами оставался только «Саратов», и я предположил, что офицеры остальной части моей эскадры ожидали рассвета, чтобы подчиниться сигналу.