«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота | Юлия Лейкин, Елена Смилянская | страница 37 | LoveRead.ec

Пока разоружали суда и одно стали килевать, я отправился в Санкт-Петербург, чтобы подать жалобы на офицеров и на службы, с которыми приходилось иметь дело, а также добыть достаточное количество обшивочных гвоздей (а они используют гвозди размером от двух дюймов до штырей в 7 или 8 [дюймов] или длины в дюймах вдвое большей).

На третье утро после моего приезда в Санкт-Петербург личный секретарь императрицы генерал-майор Стрекалов²⁴⁵ сделал мне честь, почтив меня визитом, и выразил желание, чтобы я посетил ту часть дворца, на которую он мне укажет. Он велел спросить о нем у любого пажа и сообщил, что Ее императорское величество приказала ему привести меня в ее покои к 10 часам утра и захватить с собой моего секретаря. После представления Ее императорскому величеству, во время которого присутствовал только господин Стрекалов, а императрица была одета в простое домашнее платье²⁴⁶, императрица спросила меня, когда, по моему мнению, моя эскадра сможет уйти в плавание. Я ответил, что не думаю, что смогу отплыть в этом году, поскольку столкнулся со множеством отсрочек от государственных служб и особенно от Адмиралтейства, с медлительностью офицеров в исполнении их обязанностей, с нуждой в припасах, так что я стал терять всяческую надежду на скорое плаванье. Мои слова произвели впечатление, императрица внезапно переменилась. Она в ярости повернулась и приказала господину Стрекалову немедленно послать за главным адмиралом Адмиралтейства Мордвиновым²⁴⁷.

Ее императорское величество затем отметила, что «Святослав» (84-пушечный корабль из эскадры адмирала Спиридова) возвращается назад в Ревель, она выразила удивление, потому что «Святослав» был новым кораблем²⁴⁸, и поинтересовалась, не думаю ли я, что такое происходит от его неспособности нести паруса. Я ответил, что слышал до того, как корабль покинул Кронштадт, что то ли по недосмотру, то ли по незнанию на правильную укладку балласта или размещение припасов обращали очень мало внимания. Я объяснил это в наилучшей манере, как мог, чтобы императрица меня поняла, затем поклонился и отступил, но едва я дошел до двери, императрица позвала меня назад и приказала мне не упоминать никому того, что произошло, и что все мои приказы в будущем будут исполняться.

На следующее утро один из чиновников кабинета привез мне сотню империалов по 10 рублей каждый, [или] 200 фунтов стерлингов в подарок от императрицы.

Поскольку граф Панин всегда меня приглашал отобедать к столу великого князя, я сообщал ему обо всех моих жалобах и о желании не задерживаться в городе, так как я был уверен, что ничего не будет сделано в [Кронштадте] в мое отсутствие. Он говорил, что я смогу отбыть через несколько дней и что на следующий день он пошлет за адмиралом Мордвиновым. Я передал графу список снастей, которые мне были безотлагательно нужны (поскольку на «Не Тронь Меня» ожидали тросы, чтобы соорудить ванты).

На следующий день адмирал Мордвинов обедал у великого князя. После обеда, когда граф, адмирал Мордвинов и я выходили в апартаменты графа Панина²⁴⁹, адмирал Мордвинов мне пообещал сделать со своей стороны все возможное и уверил, что все упомянутые мною снасти уже находятся в Кронштадте. Не без труда я покинул графа Панина, у которого уже не было более до меня дел, но после недельного отсутствия я обнаружил, что в Кронштадте сделано было очень мало.

Более всего меня поразили два линейных корабля, которые первыми уже были килеваны. На них не взяли ничего из их провизии, хотя приказы были даны и там не имели никаких иных дел. Несмотря на заверения адмирала Мордвинова, то, в чем он меня убеждал, оказалось неправдой: снасти все так же находились на складах в Санкт-Петербурге.

Уже некоторое время я имел при себе нового переводчика, или секретаря, который понимал оба языка, но был малодостойным человеком. Звали его Ньюман²⁵⁰. В сезон деловой активности он был занят с английскими купцами, помогал в проверке счетов и учил нескольких детей в [Английской] колонии (factory)²⁵¹ читать и писать; тем и зарабатывал на пропитание. Он был в восторге от моего предложения платить ему 100 фунтов стерлингов в год. И поскольку теперь я имел все основания ожидать, что мои распоряжения будут правильно переведены, я выпустил следующий приказ, поняв, что недостаточно общего приказа, сделанного, когда я только принял на себя командование. Обладая достаточными полномочиями от императрицы, я осознал, что только угрозы заставят людей, с которыми я имел дело, худо-бедно исполнять свои обязанности. Не было и речи о том, чтобы они напрягали свои силы, а все, что они знали и о чем пеклись, прикрываясь Морским уставом Петра Великого, – это последовательно противопоставлять статьи Устава моим приказам. Они придирались к каждому приказу, который я выпускал, но следующий приказ просто привел их в ярость²⁵²: