Он мог бы даже подумать, что мне это нравилось, потому что я была такой пассивной. Но мне не нравилось. Каждую неделю на занятиях по тхэквондо я пинаю, хрюкаю, потею и представляю, что каждый мой удар обрушивается на голову Харрисона. Я мысленно рисую стены, заляпанные его кровью, ошметками его крошечных, с горошину, мозгов, осколками его черепа.
Но в школе, когда я была младше, я просто позволила этому случиться. Я позволила этому случиться трижды.
Я все еще хожу на тхэквондо раз в неделю. Вообще-то это просто привычка, но за последние несколько месяцев мои навыки мне очень пригодились. Я вовсе не коротышка, мой рост пять футов восемь дюймов, а с распущенными волосами я выгляжу еще выше. Я занимаю пространство в окружающем мире. Люди замечают меня. При этом у меня легкий, почти беззвучный шаг. Если мне нужно, я умею двигаться, как тень. Я натягиваю на голову капюшон, опускаю подбородок, но смотрю вверх. При желании я могла бы запросто пройти по улице мимо родного дяди, и он бы даже не заметил меня.
Первая неделя, когда у меня не было сеанса с Роаном, прошла нормально. Раньше я иногда пропускала сеансы, когда болела, или он был в отпуске, или что-то еще. Но как только впереди замаячила третья неделя, я внезапно ощутила внизу живота эту холодную капельку, ледяную воду. Я представила Роана: вот он сидит в нашей комнате для сеансов на наших обтянутых тканью стульях с кем-то еще, с новым ребенком с его или ее дурацкими проблемами, и вынужден притворяться, будто их проблемы интересуют его так же, как и мои.
Однажды я шла домой из школы. Было примерно двадцать пять минут шестого, и я вспомнила, что именно в это время я обычно шла в Портман-центр на сеанс с Роаном.
Внезапно я поймала себя на том, что сворачиваю направо, а не налево, что шагаю по знакомым улицам в сторону Портман-центра. Солнце уже садилось, а на мне поверх школьной формы была большая черная куртка «Пуффа», черные колготки, черные туфли, волосы зачесаны назад, капюшон поднят. Я прокралась между деревьями на стоянке и посмотрела на его окно.
Знаете, как долго я там стояла?
Я простояла там почти час.
Был март, и было холодно. Очень, очень холодно.
Время от времени я видела внутри намеки на движение, потом во всех кабинетах загорелся свет, и я поняла, что наступил вечер. От холода у меня стучали зубы, но я подумала, что простояла там слишком долго, и не могу уйти сейчас, не могу уйти, пока не увижу его.
Наконец, минут через двадцать, появился Роан. В длинном черном пальто и трикотажной шапке. Даже издалека я видела его дыхание, размытое желтое облачко в свете уличного фонаря. Затем он улыбнулся, и я на миг подумала, что он увидел меня, но я ошиблась. Он улыбался кому-то другому, девушке, шедшей за ним следом. На вид ей было лет восемнадцать-девятнадцать. Он придержал для нее дверь, затем девушка закурила, и я увидела, как они стали курить одну сигарету на двоих. Я еще подумала: нельзя курить одну сигарету с тем, кого не знаешь по-настоящему. Еще я подумала, что ни разу не видела, чтобы Роан курил, ни разу за все годы, что я была его пациенткой.
Выкурив сигарету, они вернулись в здание, Роан снова придержал для нее дверь и, входя за ней, как будто к ней прижался. Я видела, как она повернулась и улыбнулась ему.
Я пришла в Портман-центр, чтобы удовлетворить какую-то странную потребность снова увидеть его. И я дождалась его и увидела в нем другого человека: курящего, стоящего слишком близко к молодым женщинам.
Но и этого мне было мало. Во всяком случае, мой аппетит к встречам с ним усилился. Я простояла на улице еще полчаса, пока автостоянка не начала пустеть. Входная дверь постоянно открывалась и закрывалась: сотрудники расходились по домам, весело прощались, предлагали пропустить по стаканчику, жаловались на холод на улице. Я узнала некоторых из них – секретарш, администраторов, медсестер, – с которыми имела дело на протяжении многих лет. А потом вновь появился Роан. Он снова был с той девушкой. Он снова галантно придержал для нее дверь, и она, улыбаясь, нырнула под его протянутую руку, как в каком-то танце. Я сделала фото на телефон. Можете назвать меня странной, но мне казалось, что я должна на досуге поразмыслить над этим в уединении своей комнаты. Мне нужно было проанализировать язык тела этой девушки, улыбку Роана и понять, что происходит и что, собственно, я увидела.
Я почти ожидала, что они пойдут вместе, но нет. Они лишь слегка обнялись, что-то вроде полуобъятия, в котором соприкоснулись только их плечи и щеки, затем она закинула сумку на плечо и зашагала в сторону станции метро. Роан мгновение постоял, вытащил телефон и несколько раз провел пальцем по экрану. В свете экрана я увидела его лицо. Роан выглядел старым. Но затем его лицо просветлело, он убрал телефон в карман, повернулся и догнал девушку. Теперь они были довольно близко ко мне, и я услышала, как он окликнул ее.
– Подожди, Анна, подожди, – крикнул он.
Она остановилась и обернулась, и я увидела в ее ухе множество блестящих сережек.
– У меня есть полчаса, – сказал он. – Если ты не торопишься домой, может, выпьем кофе? Или что-нибудь покрепче?
Он откровенно нервничал, как идиот.
Но девушка улыбнулась и кивнула.
– Конечно, – сказала она. – Конечно. Я никуда не спешу.
– Отлично, – сказал Роан. – Как насчет нового заведения, что недавно открылось напротив метро?
– Только «за», – ответила Анна.
Они зашагали вперед, в холодной темноте их шаги звенели по асфальту. Они вышли на улицу, а я осталась стоять, промерзшая до костей, невидимая среди деревьев.
12
Оуэн
В окно вестибюля на третьем этаже Оуэн наблюдает, как с тяжелого серого январского неба лениво падают хлопья снега. Он ненавидит лондонский снег – тот многое обещает, но не дает ничего, кроме коварных скользких тротуаров, опоздавших поездов и хаоса.
Оуэн преподает информатику шестнадцати-восемнадцатилетним студентам в колледже Илинга. Он преподает здесь уже восемь лет. Но в данный момент он никого не учит. В данный момент он ожидает вызова в кабинет директора по некой неозвученной, но довольно зловещей причине. От такой перспективы его желудок неприятно урчит. Наконец, его вызывает секретарша директора.
– Джед готов принять вас, – говорит она, отложив в сторону телефон.
В кабинете Джеда Оуэн с удивлением видит Холли МакКинли, начальницу отдела кадров, и Клэрис Девер, школьного психолога. Атмосфера тяжелая и мутная. Клэрис не смотрит на него, когда он входит, а ведь он всегда воспринимал ее как друга или, по крайней мере, как человека, который иногда с ним разговаривает.
Холли встает из-за стола.
– Спасибо, что зашли к нам, Оуэн.
Она протягивает руку, и Оуэн пожимает ее. Чувствуя, что его ладонь влажная, он подавляет желание извиниться.
– Пожалуйста, присаживайтесь. – Джед указывает на пустой стул перед ними.