– Понимаю, ты хочешь защитить меня, но Город – именно то место, где мы в конце концов окажемся, если пойдем к Бобу. Мы нужны им как приманка. Для нас нет другой награды, чем здешние места. Частных земель не существует. Он тебе наврал.
– Он бы не стал, – возразила мать, и эта вера выглядела такой простой. Единственным, во что следовало верить. И она, наверное, верила долгое время. Годами оставляла записки в дуплах деревьев, строила планы на то время, когда ей придется искать другой способ спасти Агнес и саму себя. Вероятно, она считала, что выбора у нее нет.
Агнес услышала отклик на сигнал. Подождала, прислушалась. Отклик повторился.
– Ну, что я говорила? Там кто-то из наших. Нам надо снова собраться.
– Ни в коем случае. – Мать снова схватила ее.
Агнес опять вырвалась.
– Я не поеду! – закричала она. – Мой дом здесь.
– Остановись! – Мать с отчаянием встряхнула ее за плечи. – Здесь ничей дом. – Она была так раздражена, словно Агнес не понимала чего-то очень простого о том, как устроен мир. – Не можешь же ты прятаться вечно.
Агнес оттолкнула мать. Брызнули слезы. «Еще как могу – сколько понадобится, столько и буду прятаться», – негодующе думала она. Эту землю она знала гораздо лучше, чем Смотрители. Ее не поймают. И ей казалось оскорбительным то, что мать считала иначе.
– С какой стати мне куда-то ехать с тобой? Ты же меня бросила.
– Опять ты об этом! – в досаде вскипела мать. – Почему бы не вспомнить, сколько было других случаев, когда я находилась рядом? Зачем сводить к одному все наши отношения?
– Потому что ты бросила меня одну.
– Ты была не одна.
– Ты оставила меня в Дебрях.
– Ты же ОБОЖАЕШЬ Дебри.
– Матери так не делают.
– Ну, а я сделала. – Слова вылетели у матери так стремительно, что она чуть не поперхнулась ими. – И что же дальше? Вот я – мать, которая тебя любит. И эта мать уехала. И эта же мать вернулась. И эту мать так и не простили.
– Правильно.
– Сама знаю. Не тебе объяснять мне.
Мать осела на землю, будто вместо ног ее держали рыхлые, разваливающиеся муравейники. Она раскинула колени, а руки сложила вместе, как для наручников, – словно просто взяла и отказалась от будущего, каким бы оно ни было. И Агнес сделала то же самое. Точно так же. Как тень.
– Понимаю, я причинила тебе боль, – заговорила мать. – Но я не хотела. Ни в коем случае. Ни разу за всю мою жизнь. И все-таки причинила. Мне жаль.
– Тебе не следовало этого делать.
– Но я сделала.
– Я хочу, чтобы ты сказала, что тебе не следовало.
– Не могу.
– Но почему?
– Потому что это была бы неправда. Для меня это было важно. И хоть и плохо для нас обеих, но, как мне кажется, пошло на пользу тебе. Привело к нынешнему моменту. И теперь у нас есть шанс. – Она покачала головой. – Я никогда не врала тебе, Агнес, и не собираюсь начинать сейчас.
– Лучше бы врала.
Беа заморгала. Растерялась.
– На самом деле ты так не думаешь.
– Нет, думаю. – Голос Агнес истерически взвился, кулаки сжались.
– Мне не следовало этого делать, – поспешно произнесла мать, стараясь выполнить желание Агнес. – Не следовало оставлять тебя. Это была ошибка. Я все испортила.
Конечно, мать и раньше врала ей – и обе знали об этом, – и все же насчет этой лжи оказалась права. Эта ложь упала к ногам Агнес, как мертвое животное. Ей стало тошно при мысли, что все это было напрасно. Хоть по лицу матери она и видела, что где-то в глубине души она тоже хотела бы никогда не оставлять ее, это не имело значения. Она ее оставила. И в конечном итоге все сложилось прекрасно. Никто не умер. Эта мать уехала. Эта мать вернулась. Эта мать любила ее. А Агнес не знала, как ее простить. И хотя от лжи становилось тошно, от истины было еще хуже. Не оставалось ничего другого, кроме как ждать, когда пройдет время.
– Я правда люблю тебя, мама, – прошептала она.
Мать всхлипнула. Ее лицо исказилось, будто она исторгала из себя все чувства, какие когда-либо испытывала.
Придвинувшись, она прижалась к Агнес, целовала ее в лицо и голову, тыкалась носом в шею, как делала, когда Агнес была маленькой.
– Неужели я ошиблась? И не надо мне было привозить тебя сюда? – Теперь мать плакала.
– Нет, мама, мое место здесь.
– Вот и я об этом. – Она всхлипнула. – Когда мы уедем, как же ты будешь жить?
– Но я никуда не уезжаю, – возразила Агнес.
– Остаться тебе нельзя. – Раздражение проступало сквозь всхлипы.
– Я не поеду.
– Только в этом и есть смысл. – В матери закипал гнев.
– Никуда я не поеду. – Агнес повысила голос и яростно сжала кулаки.
– Это самоубийство.
– Мама, я не еду с тобой.
Глаза матери свирепо задергались.
– Нет, едешь.
Беа схватила Агнес за руку, словно когтями. Издала жуткий вопль.
Но Агнес толкнула ее и схватила за горло. Мать поперхнулась, но пальцы не разжала. И тогда Агнес ударила ее кулаком в глаз, и все лицо матери исказилось от невыразимого изумления. Глаз покраснел и сразу вспух, она зашипела, разбрызгивая слюну, а Агнес нанесла еще удар, и мать ее отпустила.
– О нет, – выговорила она, не в силах дышать. Потом широко разинула рот и затряслась в приступе безумного, задыхающегося смеха.
Агнес отпустила ее горло.
Мать схватила ртом воздух, не сводя с Агнес потрясенных и сияющих глаз.
– О нет, – повторила она, и у нее изо рта вылетел пронзительный смех, какой Агнес слышала только от своей бабы.
Она вскочила.
– О нет, – еще раз сказала мать, и сквозь смех прорвались рыдания. Откуда-то снизу, словно из глубины живота. – О нет, нет, о нет.
Агнес отвернулась.
– Моя детка, – всхлипывала мать, разбрызгивая слезы и сопли. – О моя детка. Девочка моя, – она с силой заломила руки. – Надеюсь, ты все же останешься.
Агнес стала углубляться в лес, прочь от нагромождения камней. Прочь от матери.
– Какое же ты чудо, – послышались слова матери, обращенные не к ней, а к воздуху, к земле внизу, к небу, к лесу, к самой себе. – Видишь? Только посмотри на нее, – продолжала она, словно доверялась другу. – Взгляни на это чудо. Я все же была хорошей матерью.
«Неужели она пустила в ход последний довод? Нет. Что-то другое звучало в ее голосе. Может, таким способом она прощалась. А может, – думала Агнес, – только сейчас ее осенило, что это правда».