Потерянные души - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 27

В семьдесят два года он практически полностью сохранил волосы, не жаловался на слух, очки надевал только для чтения, и талия у него не расплылась, но что-то трагическое произошло с его задом. Не так уж и давно ягодицы были круглыми и твердыми, а потом, внезапно, чуть ли не за одну ночь обмякли, обвисли и уменьшились в размерах. Мужчине его возраста и так с трудом удавалось держаться с достоинством в обществе, которое боготворило молодость, а пожилых граждан воспринимало пердунами в нелепых одеждах и с дурацкими взглядами на жизнь. И он отказывался ходить с голым обвисшим задом, давая каждому невежественному молодому дураку повод посмеяться над ним.

В туалете, примыкающем к его двухместной палате, Брюс сел на унитаз, чтобы отлить, как всегда поступал и дома, из уважения к труду Ренаты, которая регулярно мыла их ванную комнату. Он продолжал садиться, а не проделывать все стоя, потому что его руки иной раз начинали неожиданно и непредсказуемо дрожать, и это крайне отрицательно влияло на меткость.

Облегченно выдохнув, Брюс какое-то время посидел в тишине, а потом услышал странный звук, который поначалу принял за крик тревоги какой-то птицы, изданный с тем, чтобы вся стая взлетала в небо. Его палата находилась на верхнем из трех этажей больницы, и, кроме крыши, над головой ничего не было.

Крик повторился, уже меньше напоминая птичий, но более тревожный и загадочный. Окон, через которые крик мог достичь его ушей, в туалете не было и, если на то пошло, над потолком наверняка находился технический этаж, с трубами, вентиляционными коробами и кабелями, который приглушал бы любые звуки, раздающиеся на крыше.

Закончив свои дела, он услышал другие звуки, не такие резкие, как первый, тихие, будоражащие стоны, которые доносились издалека.

В одной стене, под потолком, он увидел канал с вращающимся вентилятором, который гнал в туалет теплый воздух. Он ощущал приятное тепло, если поднимал голову. Но этот воздушный поток вроде бы не сопровождался стонами.

Около пола Брюс заметил вентиляционную решетку. Предположил, что через нее уходит использованный воздух.

Хотя непонятные звуки практически смолкли, Брюс опустился на колени, наклонил голову к решетке. Поначалу не слышал ничего, но потом стоны вернулись, и тут же к ним добавился новый голос. Если первый голос определенно принадлежал мужчине, то второй, скорее, женщине. И оба мучились от невыносимой боли.

Он подумал, что, возможно, слышит людей, которые лежали в палатах интенсивной терапии, куда клали самых тяжелых больных, балансирующих между жизнью и смертью. Но, когда Брюс прислушался, до него долетел плач еще одной женщины, и ее рыдания говорили не о физической боли, а о чем-то еще, о других страданиях. Какие-то мгновения он не мог понять, в чем дело, а потом до него дошло: она плакала от невообразимого ужаса, и стоны остальных вызывались тем же.

Чем больше он понимал, что слышит, тем больше он слышал. Четвертый голос, еще одной женщины, вплелся в первые три: «Ох, Господи… ох, Господи… ох, Господи… Господи, пожалуйста… Господи, пожалуйста… ох, Господи… пожалуйста…» Она взывала к Богу в таком отчаянии, в таком страхе, что Брюса Уокера передернуло, и он почувствовал, как на шее выступает холодный пот.

Страх, само собой, ощущает, каждый пациент больницы, но редко страх достигает такой интенсивности. И Брюс не мог представить себе ситуацию, когда столь сильный страх охватил бы целую группу пациентов.

Стоя на четвереньках, слыша далекие голоса, пробивающиеся к нему навстречу уходящему из туалета воздуху, он сказал себе, что слышит актеров в драме, которую показывают по телевизору, включенному в одной из палат первого этажа, но это объяснение устроило его лишь на секунду. В фильмах ужаса случалось, что актеры кричали хором, но всегда их крики усиливала музыка. Ни один режиссер не заставлял их кричать без музыки. Тут же он слышал только жуткие стоны и крики – никакой музыки.

Предельная концентрация обострила слух, и Брюс уловил отзвуки других голосов, не таких громких, как первые четыре, но тоже объятых ужасом. Потом мольба женщины о божественном вмешательстве смолка, но не резко и сразу, а в течение нескольких секунд, как будто кто-то схватил ее за шею и начал душить, и потом решил вырвать ей глотку. Голос сначала становился глуше, потом вдруг перешел в крик невероятной боли, после чего вроде бы захлебнулся в потоке крови. И тут же в голосах остальных прибавилось отчаяния, будто они засвидетельствовали непередаваемый ужас, творящийся рядом с ними.

Происходящее по другую сторону решетки зачаровало Брюса, он так и стоял на коленях, прижавшись к решетке правым ухом. Будь крики погромче, они бы, наверное, не загипнотизировали его до такой степени. Но они едва слышались, и он представлял себе, что подслушивает что-то ужасное, что-то жуткое и демоническое, а преступник приложил немало усилий для того, чтобы эти преступления так и остались в секрете. И его неподвижность объяснялась не только зачарованностью, но и страхом за свою жизнь, убежденностью, что происходящее с этими людьми скоро случится и с ним, и это будет нечто сверхъестественное, а оттого еще более ужасное.

Но вскоре голоса доноситься перестали. Его правое ухо (оно болело оттого, что Брюс очень уж сильно прижимался им к решетке) слышало только тишину.

Двойник доктора Генри Лайтнера спустился в подвал, чтобы присутствовать при уничтожении и переработке ночной смены персонала больницы, членов которой арестовали еще в четыре утра.

Семнадцать человек сидели на полу. У каждого в левом виске поблескивала серебристая шляпка гвоздя.

Восемнадцатая, умершая медсестра с залитыми кровью глазами, лежала на спине посреди комнаты. Ее ценность для Коммуны оставалась неизменной, что мертвой, что живой.

Строителем был молодой человек с вьющимися светлыми волосами и светло-коричневыми глазами. По какой-то причине, известной только Создателю, все Строители были молодыми мужчинами и женщинами и, по человеческим стандартам, очень красивыми, хотя красота для коммунаров ничего не значила.

Замененные клонами-двойниками сотрудники ночной смены теперь подлежали уничтожению, причем речь не шла об убийстве. Их тела стали бы вещественной уликой, доказательством того, что в Рейнбоу-Фоллс происходит тайная революция, поэтому они должны были исчезнуть бесследно.

Вырыть могилу для массового захоронения и скрыть ее от всех глаз – задача не из легких. Рано или поздно такие могилы кто-то да находил.

Дым погребального костра обладал специфическим запахом, который мог встревожить даже самую глупую овечку, не подозревающую о нависшей над ней угрозой.

Строители решали проблему человеческого мусора исключительно эффективно.

Курчавый блондин начал убивать и творить.

Вначале крики обреченных раздражали Генри Лайтнера, но менее чем через минуту уже доставляли наслаждение. Как и все коммунары, он не интересовался музыкой или какой-то другой формой искусства, ибо искусство отвлекало от работы, а потому снижало эффективность. Но он чувствовал, что эти сдавленные крики и застревающие в горле рыдания тянули на музыку.