Подглядывающая - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Славина cтр.№ 65

Рывком одергиваю водолазку. Несусь в гостиную. Я без очков и без линз, потому почти припадаю к экрану – и успеваю увидеть гигантскую замочную скважину в стене, в которую, словно в открытую дверь, проходят посетители.

– ...Но куда важнее, что Юрий Стропилов заставляет нас осознать: нравится ли нам то, что мы видим. Нравится ли нам подглядывать?

Я не слышу, о чем говорит ведущая, когда репортаж заканчивается. Прихожу в себя под музыку с заставки прогноза погоды.

С трудом подавляю в себе желание хорошенько похлопать ладонью по телевизору, будто у него помехи.

Эй добрался до меня и в Питере – сам того не зная.

Это ничего не значит – я для него по-прежнему крупица соли в океане. Эй понятия не имеет, в каком городе я живу. Но мне тревожно и неприятно от того, что мой Питер стал пунктом в гастрольной карте Стропилова.

– Сережа… – я не обрываю себя.

Сегодня на улице ветер кажется сильнее, снег – холоднее. Я похлопываю себя по плечам – мерзну, ноги вязнут в снегу.

Тащусь по Невскому. Сережа молча бредет следом.

– Я же нне могу себя ззапереть, верно? – спрашиваю я его через плечо. – Я нничего не сделала. Чего мне бояться.

Но я боюсь.

Боюсь увидеть свое фото посреди выставочного зала. Боюсь так, что могу думать только об этом.

Я не хочу, чтобы меня использовали. Не хочу быть жалкой и беззащитной, не хочу, чтобы зеваки глазели на мои душевные внутренности!

Но, может, не все так плохо? Может, моих фото на выставке нет?..

Я даже сама в это не верю.

Прохожу мимо рекламной тумбы – и, только спустя несколько шагов понимаю, что увидела. Разворачиваюсь.

На фоне белого снега и белых афиш с пестрыми буквами, будто дыра, на меня глазеет замочная скважина – светлый контур на черном. И, если приглядеться, становится понятно, что замочная скважина – это женское обнаженное тело.

Отворачиваюсь и иду дальше – навстречу пронизывающему ветру. Он леденит щеки, вышибает слезы. Смахиваю их холодной влажной варежкой.

Стропилов с Эем выставили мое фото – я это знаю наверняка, от этого не убежать.

Они получили, что хотели. Использовали меня – и теперь наслаждаются результатом.

Но я не из-за этого бодаюсь с пургой, рвусь через снежное месиво, будто меня преследуют, – из-за Сережи. Из-за того, что ради своего тщеславия, Эй заставил меня полюбить несуществующего человека. Который всегда будет лишь моей тенью. Который никогда не пригласит меня на свидание, не разделит со мной завтрак, не согреет мою постель. Которого я никогда не коснусь. Чей голос я никогда не услышу. И не потому, что нам мешают обстоятельства, – тогда хотя бы можно жить надеждой – а потому, что его не-су-ще-ству-ет!

Вот это уже край!

Мне жаль саму себя.

Я словно скукоживаюсь, снова замерзаю в снегу – теперь уже настоящем.

Нет-нет-нет!

Я никогда не вернусь в то состояние. Я – другой человек. Исцеленный.

Эти мысли превращают мою боль в злость.

Я разворачиваюсь – и возвращаюсь к рекламной тумбе.

А если я попала из одной клетки в другую? Вырвалась из мрачного мирка, чтобы попасть в светлый мирок? В Питере я точно также отгородилась от проблем, как делала это и раньше. Я гнала мысли об Эе, его бесчестной игре, выставке – но все равно чувствовала себя униженной и обманутой. И, хотя так отвратительно чувствовать себя гораздо проще, гуляя по питерским мостам, сути это не меняет.

А, может, выставка в Питере – это не зло, а благо?

Смотрю в замочную скважину на афише.

Может, это вызов?

Который я способна принять.

Как думаешь, Сережа?

Ловлю попутку.

Пробки.

Кровь молоточками стучит в висках. Я не строю предположений, не думаю, что и кого там увижу, – и как буду на это реагировать.

Хочешь войны, Эй? Я готова!

Врываюсь на выставку, – но мне нужно пройти еще два круга ада – очередь в кассу и очередь в гардероб. Мне душно, не хватает воздуха.

И вот я вхожу в выставочный зал. Сколько людей пришло поглазеть на душевное заболевание Эя! Они замирают у фото и долго их разглядывают. Обсуждают. Меня начинает мутить.

Сначала я вижу фотографии незнакомых мне людей. Никаких «звезд», никаких политиков! На это вовсе не было ставки, как плел мне Эй! Первый зал я едва ли ни пробегаю, пока не застываю перед баром.

Да, это настоящий бар с настоящим барменом. Посетители выставки садятся на высокие стулья, заказывают коктейли. Приглушенный свет, легкая саксофонная музыка, имитация сигаретного дыма. Там почти все настоящее.

Кроме двух женщин, пьющих вино за барной стойкой.

Это фотография меня и Ренаты в баре, куда мы поехали после мастер-класса. Размеры всех предметов на фото сохранены, и от того в первые секунды сознание игнорирует портретную рамку, заставляет воспринимать женщин, как реальных.

Я вижу Ренату.

Я вижу себя.

Моя спутница прекрасна. Мягкий, но внимательный взгляд. Едва заметная улыбка. Приподнятый подбородок. Лакированные ноготки постукивают по лакированной стойке. Густые черные волосы пострижены так ровно, что, кажется, царапают ее обнаженные лопатки. Спираль сигаретного дыма выглядит такой настоящей, что я чувствую его запах.

А я – та, другая – так крепко сжимаю ножку бокала, будто держусь за нее, – но при этом чуть наклоняюсь вперед, попав под притяжение Ренаты. Я помню то внутреннее напряжение – звон в ушах, мельтешение в мыслях, сердечную дробь. Я словно одновременно и охотница, и загнанный зверь. И фото передает мое состояние с волнующей и ужасающей точностью.

– Слушаю вас, мадмуазель! – обращается ко мне бармен.

Он то ли не внимателен, то ли я сейчас выгляжу так нелепо и ошарашено, что бармен не замечает моего сходства с портретом, – но это к лучшему.

Я отдираю взгляд от Ренаты, качаю головой – и вместе с толпой теку по направлению к гигантской замочной скважине, которую сегодня видела в телерепортаже.

У скважины – очередь. Пожилая сотрудница выставки запускает посетителей по двое, по трое. Я выстаиваю и эту очередь, чувствуя, как кровь, то приливает к щекам, то отливает. Вслушиваюсь в реплики вылезающих из скважины. Как же они немногословны, черт побери! На лицах – удивление, озадаченность, воодушевление. Это ни о чем мне не говорит!

Наконец, пригнув голову, в замочную скважину пролезаю и я.

Замираю.

Мои брови ползут вверх.

Это спальня Эя в предутреннем свете – увеличенная в несколько раз.

Окно на всю громадную стену. Вдоль стены – гигантские волны простыни. А на кровати сплю я. Обнаженная по пояс, с разметавшимися волосами. Лоб покрыт испариной. Губы искривлены. Пальцы мнут одеяло. Я чувствую себя так, словно наяву переживаю тот предутренний кошмар, который не помню.