— Нет. Убийца. Ты не сможешь выполнять свою работу, если лицо будет рекламным объявлением твоей профессии.
— Хорошо. Отпусти мою руку.
— Успокойся. Остынь.
— Я улыбаюсь.
— Улыбка натянутая.
Она добавила улыбке ослепительности.
— Так-то лучше, — кивнул он.
Взяв маленький розовый свитер с аппликациями-бабочками, Синди показала его Бенни.
— Милая вещица, не так ли?
— Милая, — согласился он. — Но синий был бы лучше.
— Синего я не вижу.
— Нам пора браться за работу.
— Я хочу еще немного здесь походить.
— У нас есть работа, — напомнил он ей.
— И двадцать четыре часа на ее выполнение.
— Я хочу расчленить одного из них.
— Разумеется, хочешь. Ты всегда хочешь. И мы расчленим. Но сначала я хочу найти красивый маленький кружевной костюмчик или что-то в этом роде.
С Синди что-то творилось. Она отчаянно хотела ребенка. И желание это уже начинало мешать работе.
Будь Бенни уверен, что Виктор уничтожит Синди и заменит ее на Синди Вторую, он давно доложил бы их создателю о замеченных им отклонениях от нормы. Да только боялся, что Виктор, который создал их в паре, прикажет уничтожить и самого Бенни.
Он не хотел покоиться на свалке, тогда как Бенни Второй наслаждался бы жизнью.
Если бы он был таким же, как ему подобные, если бы его раздирала ярость, £ он не мог дать ей выхода, Бенни Лавуэлл только порадовался бы смерти. Потому что только в смерти мог обрести покой.
Но ему дозволялось убивать. Он мог пытать, уродовать, расчленять. В отличие от других представителей Новой расы Бенни было ради чего жить.
— Какой славный костюмчик. — Синди вертела в руках матросский костюмчик на двухлетнего ребенка.
Бенни вздохнул.
— Хочешь его купить?
— Да.
Дома у них хватало одежды для младенцев и малышей. Если бы кто-то из Новой расы обнаружил эту коллекцию, и Синди, и ему пришлось бы искать веские оправдания.
— Ладно, — кивнул он. — Покупай, но быстро, пока нас никто не увидел, и уходим отсюда.
— После того как мы покончим с О’Коннор и Мэддисоном, сможем мы пойти домой и попытаться?
Под попытаться подразумевалось «попытаться сделать ребенка».
Их создали стерильными. У Синди было влагалище, но отсутствовала матка. Место органов репродукции занимали другие, уникальные, имеющиеся только у Новой расы.
Способностью зачать ребенка они не отличались от рояля.
Тем не менее, чтобы ублажить ее и успокоить, Бенни согласился:
— Конечно. Обязательно попытаемся.
— Мы убьем О’Коннор и Мэддисона, разрежем их на куски, как ты того хочешь, поизмываемся над ними, как ты скажешь, а потом сделаем ребеночка.
Она, конечно, свихнулась, но ему не оставалось ничего другого, как мириться с этим. Если бы он мог ее убить, то убил бы, но ему разрешалось убивать только по приказу.
— Звучит неплохо.
— Среди нам подобных мы сумеем зачать ребенка первыми.
— Мы попытаемся.
— Я буду прекрасной матерью.
— Давай купим костюмчик и уйдем отсюда.
— Может быть, у нас родится двойня.
Глава 21
Ленч Эрика съела одна, в столовой, за столом на шестнадцать персон, в окружении предметов искусства стоимостью в три миллиона долларов. Компанию ей составляли свежие цветы в антикварной вазе.
Утолив голод, она прошла на кухню, где Кристина стояла у раковины, мыла грязную посуду, оставшуюся после завтрака.
Всю еду в доме подавали на лиможском фарфоре, и Виктор не разрешал ставить такие дорогие блюда и тарелки в посудомоечную машину. Для напитков использовался хрусталь компаний «Лалик» и «Уотерфорд», который также мыли вручную.
Если на тарелке появлялась царапина, а на бокале отбивался даже самый маленький кусочек, их выкидывали. Виктор не терпел несовершенства.
Виктор признавал, что определенные машины необходимы, а без каких-то обойтись просто нельзя, но вся техника, изобретенная для облегчения труда слуг, вызывала у него антипатию. Его взгляд на работу по дому формировался совсем в другом столетии, когда низшие классы знали, как следует заботиться о нуждах тех, кто находится на более высоких ступенях социальной лестницы.
— Кристина?
— Да, миссис Гелиос?
— Не волнуйтесь. Я не собираюсь обсуждать с вами проблемы моей сексуальной жизни.
— Очень хорошо, миссис Гелиос.
— Но меня тут кое-что заинтересовало.
— Несомненно, мадам. Для вас же все внове.
— Почему Уильям отгрызал пальцы?
— Никто не может этого знать, за исключением самого Уильяма.
— Но это нерационально, — настаивала Эрика.
— Да, я тоже это заметила.
— Он же — Новый мужчина, поэтому должен быть рационален во всем.
— Такова концепция, — ответила Кристина, но с интонацией, которую Эрика не смогла истолковать.
— Он знал, что пальцы больше не отрастут. Он словно… совершал самоубийство, отгрызая одну свою часть за другой, но мы не способны на самоуничтожение.
Кристина вытирала льняным полотенцем дорогой фарфоровый чайник.
— Он бы не умер, оставшись без десяти пальцев, миссис Гелиос.
— Да, но без пальцев он не смог бы выполнять обязанности дворецкого. Должно быть, он знал, что его убьют.
— В том положении, в каком вы его увидели, миссис Гелиос, Уильям уже не мог строить таких планов.
А кроме того, как обе они знали, запрет на самоубийство подразумевал, что Новый человек не может обставить все таким образом, чтобы возникла необходимость его уничтожить.
— Вы хотите сказать… что Уильям рехнулся? — От этой мысли у Эрики внутри все похолодело. — Но такое невозможно.
— Мистер Гелиос предпочитает термин «нарушение функционирования». У Уильяма произошло нарушение функционирования.
— Звучит не столь серьезно.
— Согласна с вами.
— Но Виктор его уничтожил.
— Уничтожил, все так.
— Если бы такое случилось с кем-то из Старой расы, мы бы сказали, что он сошел с ума. Обезумел.
— Да, но мы в сравнении с ними — высшая раса, поэтому многие термины, которые применимы к ним, не могут относиться к нам. Нам требуется новый психический лексикон.