Шабатон. Субботний год - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Тарн cтр.№ 15

Войдя в полупустое кафе, Игаль почти сразу разглядел ее за столиком возле окна. Нина поднялась ему навстречу – стройная блондинка средних лет с короткой прической и профессионально приветливыми манерами. Туфли на высоченных каблуках позволяли ей с первых же минут смотреть на собеседника сверху вниз, и эта деталь, несомненно, была продумана и заготовлена заранее, как и все прочее, включая модные джинсы, в меру скромную, с расчетливым декольте, блузку и почти полное отсутствие макияжа, приятно отличающее женщину в кафе от женщины на экране.

– Вы не поверите, но я так вас себе и представляла, – сказала она, протягивая Игалю руку. – Может, чуть пониже ростом.

– А я бы вас не узнал. В телевизоре вы совсем другая.

– И хорошо, что так, – отмахнулась Нина. – В телевизоре я кукла. Думаете, я не знаю, что думают о моей программе нормальные люди? Но рейтинг делают ненормальные, а их большинство.

– Все обстоит ровно наоборот, госпожа Брандт, – возразил Игаль. – Норма – это большинство, по определению.

– Ладно, будь по-вашему, – легко согласилась она. – Тогда скажем так: я знаю, что думают обо мне ненормальные люди, такие как вы. Поэтому извините меня за глупые шуточки по телефону. Это от смущения.

– Да уж, – улыбнулся Игаль. – Про измерения на задней парте можно было не упоминать. Как вы нашли меня?

Нина пожала плечами.

– Просто: Давид рассказал о вашем визите. Как о курьезе – посмеяться в тесном семейном кругу. В прошлый четверг у него был день рождения, пятьдесят четыре года. Он и Лея намного старше меня. Мне сейчас сорок. А вам?

– Тридцать восемь. Но вы никак не выглядите на…

Женщина снова отмахнулась; в ее исполнении этот жест был не лишен особой индивидуальности – коротко, по-кошачьи, сверху вбок, пальцы согнуты, когти выпускаются при необходимости.

– Оставьте, профессор, мы не в телестудии. Я заговорила о возрасте не для того, чтобы напроситься на комплимент. Мне важно, чтоб вы поняли, чем я отличаюсь от них, от Давида и Леи. Они – плановые, желанные дети, а я – случайность, не слишком приятное недоразумение. Когда мама обнаружила, что беременна мною, ей было сорок четыре, а отцу пятьдесят восемь. Уверена, что они уже не предохранялись и никак не ожидали такого подарка от вялого секса, которым одаривали друг друга раз в месяц, а то и в полгода. Короче говоря, моя мамаша приняла беременность за преждевременный климакс и когда соизволила наконец пойти к гинекологу, внутриутробной мне шел уже шестой месяц.

Игаль усмехнулся.

– Возможно, я лезу не в свое дело, но создается впечатление, что вы не больно-то цените своих родителей.

– У нас в семье разделение труда, – фыркнула Нина. – Обязанность ценить родителей закреплена за Давидом и Леей. А я могу позволить себе статус ублюдка. Если уж родился ублюдком – будь им.

– Ну зачем вы так, госпожа Брандт…

Она остановила его тем же коротким взмахом кошачьей лапы.

– Нина. Зови меня Нина. И давай попроще, без господ и госпож. Мы ведь как-никак в некотором роде родственники – пусть и через самозванство.

– Зачем ты так, Нина? – повторил он, охотно принимая новые правила. – Ну какой же ты ублюдок? Поздних детей обычно любят куда больше старших. Это мне надо бы жаловаться на ублюдочность: я ведь внебрачный. Отец бросил маму, едва узнав, что она забеременела.

– Значит, мы еще и родственные души, – улыбнулась она. – А что касается любви к позднему ребенку, то мне ее не досталось вовсе. Мать считала, что дети должны с грудного возраста воспитываться по-коммунистически. Ты, наверно, слышал о кибуцных домах детей. Меня запихнули туда почти сразу, причем не там, в Рамат-Гане, а далеко, в Долине, в одном из крайне левых кибуцев Хашомер Хацаир. Отец хотя бы навещал меня время от времени, а мамаше и вовсе было плевать. Они друг друга стоили – упертые сталинисты, оба. Ты ведь видел наш дом? Давид дважды перестраивал его, пока не получился дворец. Но вначале-то они жили в будке на полторы комнаты. И эти полторы комнаты до сих пор есть в недрах виллы, которую ты видел. Остались точно такими же, как при папаше. С четырьмя портретами на четырех стенах: Маркс, Энгельс…

– …Ленин и Сталин… – закончил за нее Игаль. – Скажи, а кто дал тебе это имя? Мать? Отец?

– Отец. Мать не хотела, говорила, что после Леи обязательно должна быть Рахель. Но он протащил эту дурацкую Нину. А почему ты спрашиваешь?

– Мою мать тоже зовут Нина…

– Ага… – какое-то время она молчала, глядя в стол, потом подняла голову. – Скажи, ты действительно думаешь, что мой отец, Ноам Сэла, самозванец?

Доктор Островски горестно вздохнул и пожал плечами.

– Честно? Когда я говорил с твоим братом, то был в этом уверен. Сейчас уже не знаю… Скажу больше: после тех историй, которые мне пришлось выслушать в Испании, я даже не знаю, чего хотеть… Давай сравнивать?

– Сравнивать? – переспросила Нина. – Что сравнивать?

– Ну, уж не то, что сравнивали на задней парте, – усмехнулся Игаль. – Ты сказала, что принесла снимки. Будем надеяться, что они нам помогут.

– Ах да, снимки… – женщина извлекла из сумочки несколько блеклых черно-белых фотографий. – Здесь отец в сорок шестом году с товарищами из Хаганы. А эти три карточки из первой половины пятидесятых. И последняя, незадолго до смерти…

Игаль вынул свою козырную колоду. Минуту-другую они сидели, глядя друг другу в глаза через разделяющий их стол, как начинающие игроки в покер.

– Ну что? – сказала наконец Нина Брандт. – Карты на стол?

– На счет три, – кивнул доктор Островски. – Раз… два… три!

Сблизив головы, они рассматривали лежащие на столе фотографии и не верили своим глазам. Если не знать, что речь идет о двух разных людях, можно было с большой степенью уверенности утверждать, что на снимках, сделанных примерно в одно и то же время в Москве и в Тель-Авиве, изображен один и тот же человек. Один и тот же человек, с теми же особенностями телосложения, ростом, овалом лица, разрезом глаз и формой носа… Конечно, старые фотографии не позволяли рассмотреть мелкие детали, но поразительное сходство деда Наума и Ноама Сэлы не подлежало сомнению.

Доктор Островски откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Нина Брандт, отвернувшись, теребила свой кисейный шарф, комом лежащий на подоконнике.

– Что теперь, профессор? – спросила она после затянувшейся паузы.

– Вообще-то это можно было предвидеть, – задумчиво отвечал Игаль. – Ведь одного из них – пусть и после очень большого перерыва – опознал родной брат Наума Островского, а другого – жена. Для этого требовалось если не абсолютное, то очень большое сходство.

– Да, но что ты собираешься делать дальше? – настойчиво повторила Нина.

Игаль равнодушно пожал плечами.

– Не знаю. А надо что-то делать?

– Ну как… – она явно не ожидала такого исхода. – Нельзя же бросать это на середине, так ничего и не узнав?