Их любовник - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Успенская, Татьяна Богатырева cтр.№ 29

— Тебе понравилось?

Понравилась драка?!. Или нет, он спрашивает совсем о другом… конечно, это я дура, совсем забыла…

Стоило вспомнить — и меня опять окатило жаркой волной.

Склонив голову ему на плечо, я провела рукой по его спине, запустила ее под рубашку и за пояс джинсов… Бонни рвано выдохнул и прижался теснее, хотя куда уж дальше-то! Я и так бедром чувствую весь рельеф его стояка.

Горя от смущения и возбуждения, я провела пальцами вниз, по гладкой коже, и нащупала едва заметно вибрирующую пробку. Не знаю, как мне удалось удержаться на табурете, потому что тут же сладко закружилась голова, а внизу живота разлилась голодная истома. Бонни же что-то невнятно простонал мне в волосы и толкнулся. А я буквально почувствовала, как разворачиваюсь на табурете к Бонни лицом, как его ладони скользят по моим бедрам, задирая юбку. Кто придумал такие табуреты, что сидя на них, чертовски удобно заниматься любовью? Строго что надо по высоте! Черт… это же приличный клуб! Приличный… о, да… Бонни — и приличный клуб, это же нонсенс… А достаточно ли прилично, что я, леди мать вашу Говард, толкаю пальцами вибратор в его заднице и ловлю сорванный выдох, хриплую мольбу:

— Мадонна… ты хочешь здесь?..

Хочу, до сноса крыши хочу…

— Не здесь. Домой, больной ты ублюдок, — так же хрипло, и дыхание не слушается, рвется. — Надень рубашку, хватит дразнить детей.

Он тихо засмеялся, неохотно оторвался от меня и продел руки в рукава, а потом опять обнял меня:

— Только тебя, Мадонна, — и, наконец, меня поцеловал.

Из клуба он выносил меня на руках, и мне показалось, знакомый голос окликнул меня… да ну, нафиг. Не вижу в упор Ирку Гольцман. Не умеет она выбрать правильный момент, не умеет! И вообще, меня нет дома минимум до завтра!

По дороге домой я тихо порадовалась, что взяла лимузин. Во-первых, водителю ни хрена не видно, чем мы там занимаемся в салоне. Во-вторых, салон просторный, что очень важно, да, очень…

Думать дальше у меня не вышло. Бонни только усадил меня на сиденье, кинул куда-то в салон мое манто и свою куртку, закрыл дверь — и опустился на колени между моих ног, потерся щекой о мою руку, а потом, не спрашивая, снял с меня туфли. О, да! Туфли, изобретение дьявола!

Я застонала от удовольствия, когда он поставил одну мою ногу себе на колено, а вторую стопу взял в ладони и принялся нежно массировать, одновременно целуя щиколотку. Наверное, если бы дорога была длиннее, я бы кончила от одного только массажа. Ну или он бы успел добраться не только до второй моей стопы, но и намного выше… Мне очень хотелось, но я его не торопила. В предвкушении есть своя особая прелесть, как и в занятии любовью в лимузине, едущем по ночной Москве… вроде бы ко мне домой, но на самом деле мне было не до того, чтобы думать о месте назначения. То есть когда мы остановились — я вообще не помнила, в какой части света мы находимся. И когда Бонни, не вставая с колен, надевал на меня туфли и накидывал манто, лаская меня каждым касанием рук, и меха, и взгляда — тоже. Я видела и чувствовала только его… нет, наше, общее на двоих, сносящее крышу желание. И когда Бонни вышел первым и подал мне руку — мне тоже было совершенно все равно, где мы. Лишь бы как можно скорее добраться до постели… или хотя бы закрыть за собой дверь…

И только когда Бонни оторвался от моих губ… не знаю, как так получилось, что я оказалась в его объятиях, вот просто не знаю, оно само! Вот когда воздух закончился, и мы оба вдохнули — тогда до меня и дошло, что для моего скромного зеленого района слишком много света. Никогда наш двор не переливался новогодними гирляндами и не пах розами, тем более в середине осени. Удивленно оглядевшись, я ахнула.

Да, розы и гирлянды, гирлянды и розы. В вазонах, на балконах, на асфальте перед подъездом и вокруг входной двери, и сотни разноцветных лампочек — на деревьях, на чужих машинах и лавочках, на стенах дома, везде!

— Бонни?..

Не знаю, почему мне вдруг захотелось плакать, это было ужасно неправильно и не к месту. Надо было пошутить про Новый Год, или сказать еще что-нибудь независимо-ироничное, но я просто не смогла. Горло перехватило.

— Тебе нравится, Роза, — он не спрашивал, и не улыбался. Он… он просто смотрел на меня своими невозможными ночными глазами и… был моим. Моим сумасшедшим гением.

Я только кивнула и потянулась к нему. Не могла — ни говорить, ни продолжать игру, ничего, только прижаться к нему и надеяться, что он в самом деле вернулся, мой Бонни. Мой. Только мой.

А он подхватил меня на руки и понес к дверям подъезда. Наверное, он заранее договорился с водителем — потом что тот открыл перед нами дверь. И по лестнице, освещенной все теми же цветными гирляндами и заставленной розами, Бонни тоже нес меня на руках. До самой моей квартиры.

Хорошо, что я держу ключи в кармане, а не в сумочке. Даже из кармана достать было сложно, пальцы не хотели слушаться, но я справилась. Не очень помню, как именно, потому что Бонни мне помогал — и открывать дверь, и раздеваться, и…

Черта с два мы добрались до постели. Да и фиг с ней, с постелью, на рысьем манто, упавшем на пол, тоже неплохо. Ну, для первого раза. Потом, конечно же, была постель — я предусмотрительно разобрала ее до того, как идти на гулянку.

В душ Бонни отнес меня на руках, и мы, смеясь и целуясь, мыли друг друга и снова занимались любовью. А потом, уставшие до полного нестояния, поплелись на кухню за минералкой. Вместе. Разумеется, вместе. И как-то так получилось, что нестояние само собой прошло, стоило мне немножко облиться — а Бонни начать собирать капли воды губами. Так что я чуть не уснула на кухонном столе сразу после… ну, кто же их считает, когда рядом Бонни, правда? В общем, в постель меня опять несли на руках. Кажется. Потому что я уже спала.

И снились мне розы, заполнившие «Касабланку» до самого потолка и почему-то Алла Пугачева, поющая дуэтом с Бонни что-то из Гребенщикова. Кажется, про «настоящему индейцу завсегда везде ништяк».

Москва, конец октября

Роза

Проснулась я одна. Постель пахла Бонни, из-за окна доносился гул машин и детские голоса — садик близко. На тумбочке у постели стояла в бокале для шампанского одинокая белая роза. А на кухне кто-то звенел посудой и мурлыкал «Memory».

Счастье. Такое простое и незамысловатое женское счастье.

Улыбаясь, как счастливая идиотка, я завернулась в простыню и босиком пошла на мурлыканье, к которому добавился запах кофе.

Бонни на моей московской кухне выглядел как ожившая мечта или рекламный постер романтической комедии. Взъерошенный, босой, в джинсах и в моем любимом фартуке с клубничками и кружевной оборочкой. Фантастически, короче, выглядел. А главное — совершенно естественно. Как будто всю жизнь, каждое утро, варил тут кофе.

Сукин сын. Вот как его можно не любить?