— В любом случае он меня не интересовал. Я слишком напугалась, чтобы думать о нем. Смотрела на свое собственное лицо, попыталась закричать, но не смогла. Попыталась еще раз, а в следующее мгновение уже сидела на кровати, крик рвался из меня, но, знаете, скорее не крик, а стон.
Воспоминания разволновали Виолу. Она приподнялась с краешка кресла, хотела встать. Но, должно быть, ноги ее не держали. Она вновь села.
— Во что он был одет? — спросила Сторми, словно прочитав мои мысли.
— Во что… он, в моем сне? Он согнул одну ногу, туфля наполовину слетела с нее. Он был в мокасинах.
Мы ждали, пока Виола рылась в памяти. Сны густы, как сливки, пока мы спим, а после того как пробуждаемся, превращаются в снятое молоко. Они уходят из памяти, оставляя минимум осадка, как вода, которую процеживают через марлю.
— Его брюки были в крови. Желтовато-коричневые.
Поток воздуха, который гнал стоявший на полу вентилятор, шевелил листья пальмы в бочке, которая занимала угол комнаты. Листья издавали сухой хруст, наводя меня на мысли о шебуршании тараканов, мышей, крыс… неприятные мысли.
Выуживая последние крупицы, оставшиеся на марле памяти, Виола выдохнула: «Рубашка-поло…»
Я поднялся. Просто не мог усидеть на месте. Понял, что комната слишком мала, чтобы кружить по ней, но остался на ногах.
— Зеленая, — уточнила Виола. — Зеленая рубашка-поло.
Я подумал о парне, который выдавал обувь в боулинг-центре «Дорожки Зеленой Луны», блондинке, наливавшей пиво за стойкой… их новенькой униформе.
— Скажи мне правду, Одд. — Голос Виолы стал куда спокойнее. — Посмотри на мое лицо. Ты видишь во мне смерть?
— Да, — ответил я.
Глава 25
Хотя мне не дано узнавать по лицу человека его будущее или сердечные секреты, я более не мог смотреть на лицо Виолы Пибоди, потому что мысленным взором видел ее детей-сирот, стоящих у могилы матери.
Я подошел к одному из открытых окон. Оно выходило во двор, где росли перечные деревья. Из темноты долетал нежный аромат жасмина, посаженного и лелеемого заботливыми руками Виолы.
Обычно я не боюсь ночи. Этой, однако, боялся, потому что 14 августа стремительно, прямо-таки со скоростью экспресса, катилось к 15 августа, как будто, по мановению перста Господнего, Земля резко увеличила скорость вращения.
Я повернулся к Виоле, которая по-прежнему сидела на краешке кресла. Ее глаза, и всегда-то большие, теперь стали совиными, а коричневое лицо приобрело серый оттенок.
— Завтра у тебя выходной?
Она кивнула.
Ее сестра могла сидеть с детьми, вот Виола и работала шесть дней в неделю.
— Какие у тебя планы? — спросила Сторми. — Что ты собиралась завтра делать?
— Утром хотела поработать дома. Тут всегда найдутся дела. Вторую половину дня… думала посвятить девочкам.
— Николине и Леванне? — уточнил я. Так звали ее дочерей.
— В субботу у Леванны день рождения. Ей исполнится семь. Но в «Гриле» в субботу много посетителей. Хорошие чаевые. Не могу не выйти на работу. Вот мы и собирались отпраздновать ее день рождения раньше.
— Как отпраздновать?
— Посмотреть новый фильм, который так нравится детям, с собакой. Хотели пойти на четырехчасовой сеанс.
Прежде чем Сторми заговорила, я знал, о чем пойдет речь.
— Может, упомянутая тобой толпа — зрители, собравшиеся в прохладном зале кинотеатра, а не на игре Малой лиги.
— Что вы собирались делать после кино? — спросил я Виолу.
— Терри сказала, приводи детей в «Гриль», пообедаете за счет заведения.
В «Гриле» бывает шумно, когда все столики заняты, но я сомневался, что разговоры посетителей нашего маленького ресторанчика можно принять за рев толпы. В снах, правда, все искажается, даже звуки.
Стоя спиной к открытому окну, я вдруг почувствовал себя таким уязвимым, что внутри у меня все похолодело.
Вновь выглянул во двор. Ничего там не изменилось.
Ветви перечных деревьев недвижно висели в застывшем, пропитанном ароматом жасмина ночном воздухе. Тени и кусты отличались оттенками черного, но, насколько я мог видеть, не укрывали Робертсона или кого-то еще.
Тем не менее я сдвинулся от окна к стене, прежде чем вновь повернуться к Виоле.
— Я думаю, ты должна изменить завтрашние планы.
Спасая Виолу от ее судьбы, я, возможно, приговаривал кого-то к ужасной смерти на ее месте, точно так же, как и в случае с блондинкой-барменшей боулинг-центра, предупреди я ее о грозящей опасности. Разница заключалась лишь в том, что блондинку я увидел впервые… а Виола была подругой.
В свою защиту я мог привести и еще один аргумент: спасая Виолу, я спасал и ее дочерей. Три жизни, не одну.
— Есть ли надежда… — Виола коснулась своего лица трясущейся рукой, прошлась пальцами по челюсти, щеке, лбу, словно хотела убедиться — лицо осталось прежним, не трансформировалось в маску смерти, — …есть ли надежда, что этого можно избежать?
— Судьба — не прямая дорога. — Я все-таки стал для нее оракулом, хотя днем старался от этого уйти. — В ней много развилок, разные пути ведут к разным концам. И мы вправе выбирать свою тропу.
— Сделай, как говорит Одди, — посоветовала Сторми, — и все у тебя будет в порядке.
— Это не так-то легко, — быстро добавил я. — Ты можешь перейти на другую дорогу, но иногда она выводит тебя к той же самой упрямой судьбе.
Виола взирала на меня с уважением, даже с благоговейным трепетом.
— Я всегда знала, что тебе обо всем этом известно, Одд, о том, что находится по Ту сторону.
Смутившись от ее неприкрытого восхищения, я перешел к другому открытому окну. «Мустанг» Терри стоял под уличным фонарем перед домом. Вокруг царили тишь да гладь. Я мог ни о чем не волноваться. Ни о чем и обо всем.
По пути от боулинг-центра к дому Виолы мы приняли меры, чтобы избежать слежки. Но я тревожился, потому что появления Робертсона около дома Маленького Оззи и на церковном кладбище застали меня врасплох. Я не мог допустить третьего его сюрприза.
— Виола, — я опять повернулся к ней, — изменить планы на завтрашний день недостаточно. Тебе также придется постоянно быть настороже, обращать внимание на все, что кажется… странным.
— Я и так вздрагиваю при каждом звуке.
— Это плохо. Вздрагивать и быть настороже далеко не одно и то же.
Она кивнула:
— Ты прав.
— Тебе нужно сохранять спокойствие.
— Я постараюсь. Сделаю все, что смогу.
— Ты должна быть спокойной и наблюдательной, готовой быстро среагировать на любую угрозу, но достаточно спокойной, чтобы заметить ее приближение.