* * *
Добыв доказательства, включая мешочек с ядом, и заготовив охапку стрел, я двинул обратно к реке, к месту силы и к своему будущему котелку. Навалилась жуткая слабость и усталость, придя на берег, только и нашел сил, что приволочь из леса сухостойную сосну (или что-то, очень на нее похожее) да помыться в реке. Вода оказалась холодноватая для лета. А чему удивляться — чуть выше пляжа сразу три родника бьют! Осмотрел тело — похоже на мое, только шрам от аппендицита стал вроде как длиннее и шире, плюс большая часть родинок сошла. А вот семь штук, охватывавших почти правильным кольцом левое плечо, — остались. В общем, непонятно — или мое тело, но «после капремонта», или не мое, но синтезированное по мотивам. Неважно пока.
Навалилась новая волна усталости. С трудом нашел в себе сил для того, чтобы повторить в третий раз ритуал с установкой охраны. Запахнувшись в плащ и пожелав стать как можно неприметнее, рухнул на солнышке вдоль сухостоины.
Глава 5
Проснулся я от звука голосов.
Говорили двое. Гортанно, резко — спросонок показалось, что по-немецки. В душе взвился вихрь мыслей, подчас противоречивых. «Что, теперь я партизан? И буду с вермахтом воевать?!» С одной стороны — родной мир, с другой — уууу… А если не родной и «уууу», то вообще вилы!
Стараясь не делать резких и размашистых движений, аккуратно цапнул под плащом лежащее рядом оружие, внутренне почти готовый к тому, что это будет в лучшем случае трехлинейка, а то и охотничий дробовик. Лук и глефу воспринял почти с облегчением. Голоса приблизились, и я начал вслушиваться в полузабытые звуки немецкой, как мне на тот момент все еще казалось, речи.
— Во, глянь, лесина готовая, считай, дрова есть!
— Ща я с нее топориком веточек накрошу на растопку.
— Не торопись — смысла нету. До темноты еще далеко, а жрать все равно нечего.
— Хоть кипяточку погреем.
— Ты лучше глянь — вон колода лежит, замшелая. По ней топором постучи, а лучше расколи или сбрось в реку. Вдруг под ней дрянь какая живет, змеюка, к примеру…
До меня начало доходить, что говорят все же не по-немецки, просто я этот язык воспринимаю как один из давно и хорошо известных, но это мелочи. Самое главное, что «колода», которую собираются скинуть в реку, — это я и есть, в моем маскировочном плащике! Ну нет, я сегодня уже купался!
— Я сейчас этот топорик какой-то колоде прямоходящей в развилку воткну!
Ой, как он прыгать умеет! Спиной вперед, вверх по склону… Интересно, я от «лиха одноглазого» так же отпрыгивал или нет? В любом случае балет много потерял, лишившись такого кадра. Понимаю, голосок у меня спросонок не ангельский совсем, но не настолько же!
— Гролин, слева обходи! Сейчас мы эту нечисть на язык укорачивать будем! Да брось ты топор, меч бери!
Ага, раз на нечисть с мечами собрались, то, стало быть, свои. А значит, надо договариваться.
— Мало того что поспать не дают человеку, мало что на честно притащенные им дрова права заявляют — так еще и самого в мечи взять хотят, ну, что ж это творится-то, а?
— А ты точно человек? Уверен?
— Уверен, — я наконец встал во весь рост, на всякий случай сжимая в руках проверенную глефу.
Как ни странно, мой вид несколько успокоил явившуюся в гости парочку, а когда я поднял лук и колчан, то они и вовсе повеселели, подошли поближе. Колоритная парочка, надо сказать. Коренастые, рыжебородые, ростом примерно метр тридцать — метр сорок, поперек себя шире, вылитые гномы
[4]
из фэнтези, только не с топорами, не считая явно рабочего, а с мечами в руках.
Не гномы, подсказал внутренний голос, а двурвы. То есть — двуединый народ детей гор, берглингов и бергзеров. Эти, похоже, из первых. Гномы — лесные мелкие пакостники, и назвать этих ребят таким словом — сильно оскорбить. Так, что еще я о них знаю/помню, быстрее, пока разговор не начался.
Берглинги — северная ветвь двуединого народа, типичные дварфы, горняки, рудознатцы, кузнецы, мастера по камню и металлу. Бергзеры — их южные родственники. Те — помельче в кости, но более пузатые, с длинными, вдвое длиннее, чем у берглингов, пальцами, главные ювелиры Мира. Ну, а где ювелирка и драгметаллы — там и банки. Короче говоря, немцы и швейцарцы, раз уж их язык у меня знание немецкого заместил при Переносе.
Похоже, в этой парочке своеобразное разделение труда. Тот, что шел впереди (Гролин вроде бы) — руки, а второй, предположительно, голова. По крайней мере, язык так точно. Вот и сейчас заговорил тот, что сзади.
— Ну, здоров будь, человек. Мы — дети гор, вот он — Гролин, я — Драун.
Берглинг сделал паузу, явно ожидая ответа. Хм, а теперь-то он говорит на другом языке, я его как родной воспринимаю. Не заметил, что я понял их разговор про топор и колоду? Или думает, я по их поведению догадался?
— И вам здоровья, почтенные берглинги, — отвечаю на их языке, ишь, морды удивленные, — я — человек, Страж. Звать меня… звать меня можете Котом пока.
— Да ну? Настоящий Страж Грани?! Иди ты…
— Не пойду, потому как лень. СТОЙ! Стой, где стоишь, не двигайся-а-а!.. А-а-а!
Драун замер на месте, стоя на одной ноге и задрав другую. Блин, толку-то, если не та нога в воздухе? Блин, мой котелок!
— Что такое? Опасность, где?!
— Вы опасность. Блин, ну вот что плохого вам моя посуда сделала, а?! Зачем было убивать мой котелок, как гада подколодного?!
— ЭТО вот — котелок? Это ж глина сырая!
— Ну, будущий котелок, какая разница! Как я готовить буду?!
— Ну, как готовить — это не вопрос, было бы что. Мы вон третий день одной водичкой питаемся.
Я внимательно посмотрел на этих двоих. Странно, на поклонников диет они не похожи. На людей (или нелюдей), которые третьи сутки уходят от висящей на плечах погони, не дающей даже поесть, — тоже. Они что, как раз и есть те непонятные и загадочные существа, что ухитряются летом в лесу голодать?! А эти, похоже, решили меня добить окончательно:
— Шли, стало быть, в город ваш, человечий, в Роулинг. Решили уголок срезать и заблудились. Неделю уже по лесам плутаем…
— Ой, дайте на вас посмотреть. Давно мечтал найти кого-то, кто летом в лесу голодать будет, или того, кто по своей воле заблудится. А тут и то и другое сразу!
Двурвы насупились.
— Ладно тебе издеваться. Ты, Страж, в лесу как дома. Мы под горой тоже не пропадем, а ты?
— Хм… И то правда. Простите, почтенные, не подумав ляпнул. Моя вина. Еще раз простите, почтенные.