История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре | Джон Бартон | страница 81 | LoveRead.ec

К началу III века еврейские Писания стали для христиан первой частью Библии, состоящей из двух частей, – а значит, их, что совершенно естественно, можно было назвать «ветхими». Это не обязательно подразумевало жесткое и резкое отношение, в наши дни получившее имя «суперсессионизм» – убеждение в том, что христианство заменило собой иудаизм; впрочем, иногда оно несомненно присутствует. В этот период «расходятся дороги» иудаизма и христианства и начинается их превращение в отдельные религии – а не просто в вариации иудаизма, одной из которых изначально была секта христиан [17]. Различные ранние христианские произведения объединились во второй канонический свод, и со II столетия он был известен как «книги нового завета». Здесь отношения «ветхого» и «нового» воспринимались иначе, совсем не так, как у ранних христиан, и произведения тоже ценились совершенно по-иному. И хотя христиане часто указывают на раннее христианство как на основу того, чем они живут и как себя ведут в наше время, но во всем, что касается Библии, они не изучают воззрений первых христиан, а обычно оперируют теориями, возникшими в эпоху Реформации или даже позднее. И если бы кто-либо попытался серьезно задуматься о сравнительном статусе Ветхого и Нового Заветов для ранних христиан, Библию можно было бы увидеть в совершенно новом свете.

Но каким оно могло быть? С одной стороны, в раннем христианстве верили в то, что Бог вмешался в историю человечества через жизнь, учения, смерть и воскресение Иисуса из Назарета. Это новое божественное вмешательство радикально преобразило религиозные верования и обычаи и поставило перед нами новые нравственные вызовы. С другой стороны, Бог, совершивший это, был не новым, прежде неизвестным божеством (эту идею быстро расценили как ересь): этого Бога уже знали в Израиле, Ему поклонялись иудеи, – и именно Он, как верили, был единственным существующим Богом и творцом всего. Для христианства было характерно диалектическое взаимоотношение между его новым откровением и прежними традициями иудаизма, из которых оно возникло, и выработать некое равновесие было неимоверно сложно, чему мы сами стали свидетелями, читая послания Павла. Определить связь Ветхого Завета и Евангелий – как рассказов о жизни, учении, смерти и воскресении Христа – тоже очень непросто: о чем-то Евангелия говорили больше ветхозаветных книг, о чем-то сообщали меньше. Любая теория о Библии, созданная христианами, должна как-то совладать с этими противоречиями. Вопрос прежде всего не в том, как связаны два корпуса текстов – хотя на первый взгляд проблема может предстать именно так, – а в отношениях двух систем убеждений. Христианство – это не иудаизм, и хотя оно пошло от иудейской религии и утверждает, что знание о Боге, на которое притязал и притязает иудаизм, несомненно истинно, в то же время христианство стоит на том, что нечто поистине новое свершилось через Иисуса Христа. Символ этих сложных взаимоотношений – христианская Библия, состоящая из двух частей: еврейских Писаний и Нового Завета, изначально представлявших собой не две части одного более великого целого, а два свода произведений совершенно разного типа. Кратко и четко эту идею выразил Франц Штульхофер:

Мы видим парадокс. Ранняя Церковь цитировала Ветхий Завет как «Священное Писание», но стоит сразу сказать, что она обладала лишь его фрагментами. С другой стороны, Новый Завет был легкодоступен, к нему обращались гораздо чаще – но как «Священное Писание» его еще никто не цитировал [18].

И все же, как мы уже видели, Новый Завет со временем стали воспринимать как Священное Писание, и подобное развитие мысли было заметно еще тогда, когда он только формировался. Апостол Павел ясно дает понять, что для общин, к которым он пишет, его слова – это непреложные истины; он явно намеревался сделать так, чтобы его послания сохранили и размышляли на ними снова и снова – а не просто избавились от них сразу же по прочтении. На свитке ли писали, или в кодексе, дело это было сложное и затратное, и занимались им профессиональные писцы, которые, возможно, были и в христианских общинах – как, скажем, тот же Тертий, который сообщает нам, что записал Послание к Римлянам (Рим 16:22). Послания Павла предназначались к тому, чтобы остаться авторитетным источником наставлений для общины в той или иной церкви. Несомненно, вскоре после этого возник «корпус» текстов, связанных с апостолом Павлом, иными словами, «собрание сочинений Павла»: это показывает фрагмент папируса Р46, вероятно, восходящего к концу II века, к эпохе Иринея. Послания Павла не были Священным Писанием в формальном смысле, но авторитетом они обладали: ко времени написания Первого послания Климента (самое начало II века) их уже воспринимали как источник вероучения. Климент, епископ Римский, пишет к церкви в Коринфе и ссылается на то, что уже сказал христианам, живущим в том городе, в своем Первом послании к Коринфянам апостол Павел.

Или взгляните на Евангелие от Иоанна. Его первые слова: «В начале было Слово» (Ин 1:1) – это явная отсылка к Книге Бытия («В начале сотворил Бог небо и землю», Быт 1:1), что можно расценить как попытку создать своего рода христианский эквивалент Пятикнижия, или Торы. Это не просто случайная литература, и равно в той же мере, как и послания Павла, она не нацелена лишь на ближайшее будущее. Это важное произведение, предназначенное для того, чтобы его хранили и размышляли о нем на протяжении поколений – именно это, в той или иной степени, мы подразумеваем под словами «Священное Писание» [19]. Каких бы теорий мы ни придерживались – а христианские авторы не обсуждают статус различных известных им работ, на которые они ссылались, независимо от того, относятся ли те к священным или нет, – на деле послания Павла и Евангелие от Иоанна вскоре обрели для христиан больший авторитет, нежели ветхозаветные Писания.

Если вернуться к нашей теме, то именно с этим, возможно, и связано обращение к форме кодекса. Христиане, первыми используя эту форму, вовсе не стремились показать, будто их писания принадлежат к низкой литературе – напротив, они вполне могли желать иного: отделить свои произведения от классических (как иудейских, так и греко-римских) и проявить их новый и особый характер. Отчасти христиане были склонны придавать иудейским обычаям новую форму [20], и это можно увидеть и в других сферах: на смену обрезанию пришло крещение; воскресенье взамен субботы стало днем нового, христианского шаббата. Христиане чувствовали, что ветхую религию превзошло нечто новое, и, выражая это, принимали обычаи, противоречившие иудейским – даже вплоть до таких тривиальных деталей, как вопросы о том, кто должен молиться с покрытой головой (в иудаизме – мужчины, в христианстве – женщины [см. 1 Кор 11:2–16]) и в какие дни недели соблюдать пост (в христианстве – по средам и пятницам, в иудаизме – по понедельникам и четвергам, как гласит «Учение двенадцати апостолов», или «Дидахе» [21], книга, написанная или в конце I столетия, или в начале II века). Идея о том, что христианство заменило собой иудаизм, в наши дни представляет для христиан и иудеев проблему, и многие христиане сейчас бы ее отвергли. Но нельзя отрицать того, что она преобладала в раннем христианстве – в секте, которая отделилась от своего первоисточника [22]. Вероятно, кодекс – часть подобного образа мышления: наши писания отличаются от их писаний во всем, и в том числе по форме. Насколько мне известно, ни в одном древнем тексте подробно не рассматривается, почему в христианстве на смену свитку пришел кодекс, так что все эти построения носят умозрительный характер, но, тем не менее, они согласуются с тем, что нам известно о логике и образе мысли ранних христиан. Я вернусь к этой теме в главе 14, где рассмотрю, как воспринимали Священное Писание во II–III веках.